Егор ПЕРЕГУДОВ: "Типаж важен в кино. В театре необходима энергия"

В проекте "Журфак Театрала" - разговор с главным режиссером РАМТа Егором Перегудовым о его спектакле "Ромео и Джульетта".


- Герои говорили стихами, присутствовала определенная высокая лексика. Хотя само действие происходило в подземном переходе. Этот диссонанс что-то символизирует? Или контраст ради контраста?

- Дело не в символах. Есть шекспировский текст, который сложно читать глазами, еще сложнее - воспринимать на ухо. Наша задача - сделать так, чтобы мы верили в те ситуации, которые там происходят, и люди, которые смотрят спектакль, верили тоже. Чтобы они смотрели не про что-то далекое, когда-то произошедшее с кем-то. Чтобы это непосредственно захватывало зрителя. Конечно, в современном театре есть и такие тенденции: приглашается драматург, и с его помощью сочиняется современное видение произведения. С Шекспиром так сложно делать. Здесь очень важен ритм шекспировского стиха. Мы решили приблизить историю Ромео и Джульетты с помощью театра: художника, режиссера, актеров.

- Как появилось место действия - подземный переход?

- Не было задачей специально принизить историю. Мы искали среду, где что-то подобное может происходить. В каком месте. Поскольку мир, который описывает Шекспир, очень опасный, мы с художником сошлись на том, что одно из самых опасных мест по нашим ощущениям - это подземный переход. Когда ты идешь вечером один, в этом месте волей-неволей ускоряешь шаг. Мужчина ты или женщина. Сейчас уже не так страшно, конечно, но в 90-е было реально страшно, особенно поздно вечером.

- Как сейчас вообще делать классический текст? Вот в спектакле звучит слово "колесница", которой руководит "бог любви Амур", и так далее. Как обыграть сию красоту высокопарных слов?

- Претворять в образы, конечно же. В театре Шекспира же тоже не выезжала на этих словах реальная древнеримская колесница. Это образ. Театр - живая штука. Задача театра заключается в том, чтобы человек пришел и прямо здесь и сейчас что-то почувствовал. Не подумал, проанализировал и т.д., а испытал что-то. Увидел людей и как-то вдруг к ним проникся. Все эти непривычные слуху слова мы преображаем в смыслы, чтобы преодолеть достаточно значительную дистанцию между зрителем и сценой.

Я не сторонник того, чтобы менять текст. Хотя такой путь тоже есть. Вместо "колесницы" в современной постановке дозволяется сказать "машина" или "такси". (реагируя на смех) Вот. Мы тут же начинаем смеяться. Это немножко тупо и нелепо. Мы же хотим чуть лучше всегда становиться, понимать, кто такой Фаэтон, а кто такая эта Елена Прекрасная. Неприятно же, когда разжевывают, постоянно заменяют сложные слова простыми. Так же тоже не делается в искусстве.

Задачи принизить не было. Была задача заставить поверить в эти ситуации. Текст такой, какой он есть. Я даже больше скажу: британцы, которые смотрят в своих театрах Шекспира в оригинале, они же слышат довольно архаичный английский язык, без каких-либо видоизменений. Это дань их гению. Это у нас можно взять разные переводы и за счет этого как-то играть с текстом. А там слушают то, как оно и есть.

- А если зритель все равно почувствует себя одиноким в этой череде страстей, ненависти, убийств?

- У меня цель - создать некий мир. Этим я с артистами и занимаюсь. Я придумываю мир, в котором живут люди. Вот сейчас мы сидим в кабинете главного режиссера РАМТа с видом на Большой театр, общаемся - это уже какой-то кусочек театра. Вы берете интервью, готовите вопросы, я стараюсь придумать интересные ответы. У каждого свои задачи, свой характер. Между нами уже появились какие-то отношения. Все это законы маленького мирка, в которым мы в определенный отрезок времени находимся. Мы все понимаем правила этой игры.

То же самое создаю и на сцене. Включаются в процесс все. Не только актеры, но и зрители.

- Можно утверждать, что Ваши "Ромео и Джульетта" - это загадка, которую нужно отгадывать постепенно?

- Любое литературное произведение - это всегда загадка. Но способ ее решения не связан с тем, чтобы создавать лишь вещи, которые будут удивлять, и образы, которые нужно считать. Мне важно рассказать историю. Мне важно, чтобы я поверил, что эти люди полюбили друг друга, понял, в каком мире они живут, как-то соотнес это с собой, со своим ощущением любви или ненависти и что-то испытал, когда они умрут. Остальное: текст, декорации, музыка - чтобы эту историю раскрыть.

- На что Вы смотрели, когда отбирали актеров на "Ромео и Джульетту"? Важна была схожесть типажей?

- Типаж важен в кино. В театре необходима энергия. Сначала, конечно, исходишь из возможностей труппы. Эта не та ситуация, когда приглашаешь кого-то, ищешь по разным местам. У тебя есть труппа, с ней и работай. А вот дальше - подходящая энергия, да. В принципе Шекспир - очень энергозатратная история, которая сильно выматывает. Шекспира нельзя делать вот так: сели и сыграли. Момент возраста, например, тоже не играет роли. Подростков играют 30-летние актеры. Искал артистов, которые могут соответствовать темам, которые поднимал Шекспир. Должно быть осознанное внутреннее наполнение. Для меня основное - энергия и глубина человека.

- Какой текст ставить сложнее: классический или современный?

- Думаю, это не те категории, которыми нужно мыслить. Вот в данный момент тебя волнует какая-то история, а параллельно ты читаешь какой-то текст. И вдруг написанное совпадает с личными переживаниями. И не так важно, текст классический или современный, в стихах или в прозе. Может попасться в руки гениальный текст, но внутри не откликается. Бывает и так, что прочитал пять лет назад - откликнулось, через несколько лет взял ту же книгу - ушло, уже не то. Сами знаете, есть книги, которые нужно вовремя прочитать, потому что позже они уже ничего не откроют нового. Как пример, "Степной волк" Германа Гессе или "Чайка по имени Джонатан Ливингстон" Ричарда Баха. В 40 лет не зайдут.

- Не знаю, случайность это была или нет: отец Капулетти был в разных ботинках. Актер мог перепутать обувь? Слишком торопился, может?

- Так задумано. Вообще Владимир Арефьев, наш сценограф и художник по костюмам, решил, что в этом спектакле будет сочинять не костюмы, а одежду. И опирался на фотографии конкретных людей.  Вот папа Капулетти - это английский мафиози. Нашли снимок с похорон какого-то английского босса, и этот тип пришел прощаться с товарищем в разных ботинках.

- Понятно, значит, это была задумка, показавшаяся мне поначалу проявлением рассеянности у актера. А косяки в этот день вообще были какие-то? Насколько мы заметили, со ставней случились проблемы: она не закрывалась. Как Вы так быстро разрешили ситуацию?

Мы просто оперативно в антракте обсудили, что она будет открыта. Все, кто с ней взаимодействовал во втором акте, поняли, что не надо трогать этот фрагмент жалюзи. Спектакль технически очень сложный. Все время что-то происходит. Но если срепетированы все сюжетные линии, то артисту неважно, поедет ларек или не поедет ларек, стоит стул или лежит. Если Джульетта любит сильно Ромео и прощается с ним на всю жизнь, то ее не должно волновать, открыта ставня или нет. Артист никогда не занимается обслуживанием декораций. Его цель и задачи - совсем другие.