Илья ИСАЕВ специально для MASK BOOK о спектакле "Будденброки"

Есть ли разница между тем, когда вы работаете сразу с драматической пьесой, и тем, когда вы работаете с текстом романа, где ваш герой, возможно, прописан более подробно?

Пьеса на самом деле есть всегда, пьесу режиссер делает из романа, так что вся предварительная работа фактически его. Мы находим что-то в процессе: например, вот это нам нужно, и это мы можем взять из романа. Но это зависит от того, чего именно хочет режиссер. Миндаугас переделывал пьесу вообще несколько десятков раз, и текст в итоге превратился всего в тридцать страниц. То есть, поскольку пьеса есть всегда, для нас разницы никакой нет в том, пьеса это изначально или роман.

Но при этом образы героев и, в частности, вашего героя - Тома, полностью совпадают с теми, какие они в романе? Или на этапе создания пьесы и ее постановки они могут трансформироваться?

Нет, тех персонажей, которых мы делаем, мы берем полностью из романа. Они всегда должны быть у нас конкретными, подробными, чуть ли не с прототипами.

Когда читаешь Томаса Манна, не можешь освободиться от ощущения вязкости его языка. Как получается сделать из такого вязкого текста такой четкий и чистый спектакль?

У КАРБАУСКИСА получается из этого вязкого текста брать идею, его не смущают сложности языка. Тем более, он же прибалт, ему ближе немецкая литература. А что касается работы над моей ролью, то у меня были трудности с восприятием романа, но только в самом начале. Мы же присваиваем себе текст в процессе работы. Это вообще полностью вопрос работы: трудное сделать привычным, привычное - легким, легкое - прекрасным. Все. Это просто надо делать, руками брать и делать, тогда эти вопросы по ходу отпадают сами собой.

Когда я читала рецензии на ваш спектакль, обратила внимание на то, что многие из них построены вокруг рассуждения о современном отношении к коммерсантам в нашем обществе. Это вами закладывалось изначально?

Современное отношение - это отношение Карбаускиса. Мы ставим спектакль сейчас и не можем играть отношение XIX века. Это в любом случае современное отношение, в том числе и к современным бизнесменам. Так что, конечно, да, это есть. Но там не в бизнесменах же дело. Там дело совсем в другом.

Да, у меня тоже было ощущение, что дело не в этом. Или не столько в этом.

Да, те, кто это пишут, не так понимают. Я помню, как гениальный Эймунтас Някрошюс перед премьерой "Вишневого сада" сказал: "Вы не волнуйтесь. Они сейчас придут, будут смотреть, потом будут писать, как будто что-то понимают". Это, правда, очень успокоило. Они действительно не понимают. Причем здесь современное отношение к коммерсантам? То, что происходило тогда, происходит и сейчас. Только вопрос не в том, что Том бизнесмен, а в том, что он живет не свою жизнь. Он проживает какую-то традицию, ее сто лет назад придумал некий их предок, которого он даже не знает. Но это не своя жизнь. Он прожил не свою жизнь, от этого и умер.

Как зритель я обычно переживаю, когда в спектакле возникают особенно экспрессивные сцены. Там, где, к примеру, герои начинают кричать. Всегда есть страх, что в какой-то момент услышишь фальшь, и все разрушится. Но во втором акте "Будденброков" я приняла это без всякого беспокойства. А для вас как для актера эти сцены отличаются сложностью? Похоже ли это на то, когда певцы боятся не взять высокую ноту?

Это очень индивидуальные вещи, у каждого артиста по-своему. Для меня никакой разницы нет между этой сценой и сценой с Тони в конце первого акта. Для меня они одинаково сложные: и то, и то - верхние ноты. Вопрос эмоциональности для меня отдельно не стоит. Я достаточно эмоциональный человек, и мне к этому подключаться не трудно. Это просто другое. Эта сцена вот такая, а эта другая… Какая из них сложнее - это вопрос индивидуальный. Может быть, даже тихие сцены мне даются сложнее.

А вообще в этом спектакле были особенно сложные части, которые вы долго не могли освоить?

Да мы весь спектакль долго не могли освоить. Мы Христиана долго не могли найти. У нас столько прекрасных артистов на репетиции чуть с ума не поисходило (в переносном смысле, конечно). Так что Христиана оказалось очень сложно найти. Но в итоге нашли, почти случайно, зато очень здорово, как я считаю.
В общем, не получалось очень много всего. Но это обычная, нормальная практика. Редко, когда спектакль так берет и раз! - получается. Это, конечно, хорошо, особенно если он представляет какую-то художественную ценность. Но это редкий случай, когда так звезды сходятся. А наш труд и нужен для того, чтобы звезды сошлись. Мы их сами обычно сводим - этим и занимаемся, в этом и работа состоит.

Сколько шла работа на "Будденброками"?

Месяцев 4-5. Ну, с самого начала, с застольного периода до выпуска месяцев пять получается.

Карбаускис - требовательный режиссер? Насколько с ним сложно работать?

Это опять же индивидуальная вещь: кому-то сложно, а мне легко, хорошо.

Он принимает ваши предложения в ходе работы над спектаклем?

Если дельные, интересные и подходят - принимает. Иногда и сам спросить может. Но обычно у него и самого предложений хватает.

Дальше вам бы хотелось с ним работать, если бы была такая возможность?

Я бы с удовольствием, но теперь уже…

Пространство спектакля было придумано и спроектировано до того, как вы в нем появились? Насколько сложно его было обживать в ходе репетиций?

Нет, обживать было совсем не сложно. Пространство замечательное, Миндаугас нам все объяснил, Сергей Михайлович БАРХИН все здорово придумал. Декорация очень образная, очень интересная. Там придуманы правила, где церковь, а где дом. И когда, ты знаешь правила, тебе легко. Это с бездумными пространствами сложно, то есть с теми, которые придуманы непонятно, ради чего. Такие пространства необживаемы и непонятны, это просто данность. А у Бархина и Миндаугаса пространство - это осмысленная вещь, они понимают, чего хотят от сцены. Они объясняют правила, ты их понимаешь, и тебе становится легко и просто.

Если я правильно понимаю, то Миндаугас Карбаускис создает очень четкую структуру спектакля: это видно и по декорациям, и по тому, как выстраивается действие. Предусмотрена ли в этой структуре свобода артиста, возможность импровизации, может быть?

Жесткость рисунка всегда зависит от смысла. Все, что ты сверху делаешь, - это твоя личная импровизация. Существует каркас, очень жесткий, очень структурированный. Именно потому, что это каркас смысловой. Его для нас делает режиссер. Дальше ты можешь импровизировать. Но то, что ты делаешь, должно соответствовать художественному замыслу; если ты внутри этого замысла находишься - сколько угодно. Главное, чтобы эта импровизация не выходила из контекста твоего персонажа. Понятно, что, например, я не могу сесть за пианино и что-то сыграть. Том не может играть, он не умеет играть. Поэтому такой импровизации быть не может, но любая другая, соответствующая персонажу, только приветствуется, даже поощряется.

Всегда говорят о том, что спектакль изменяется с течением времени, но эта довольно общее суждение. А можно зафиксировать эти изменения в каких-то конкретных вещах? Например, на каком-то показе происходит что-то или что-то становится понятно, чего не было понятно до этого?

То, о чем вы говорите, - это не изменения, это называется рост спектакля. Рост - это всегда изменение, но изменения - это далеко не всегда рост. Спектакли Карбаускиса растут, потому что они так застроены. Это на самом деле очень долгий, большой вопрос. Огромное количество режиссеров существует, которые не способны построить спектакль так, чтобы он рос. Но есть очень узкий круг режиссеров, которые могут это сделать. Карбаускис к ним относится. У нас то, что мы не успели сделать и понять до премьеры, по ходу показа спектаклей, конечно, набирается. Здесь речь идет о вполне конкретных кусочках спектакля, но я не могу и не буду их называть, это внутри актерской кухни находится.

И самый последний вопрос: что для вас номинация на Золотую Маску?

Я отвечу вам на этот вопрос, так как у меня это уже третья номинация. Никто мне Маску не даст, но я буду собирать номинации. Кама Миронович Гинкас сказал совершенно правильную мысль о том, что номинация на самом деле гораздо лучше самой награды по одной простой причине. Награды жюри как-то сами распределят, это их дело. А номинация означает, что в театральном мире твоя работа стала таким важным событием, от которого нельзя отвернуться. Нельзя сделать вид, что не заметили, что мы выпустили "Будденброков", поэтому это гораздо большее признание твоей работы, чем сама награда. Так что тем, что у меня три номинации я горжусь. Очень приятно и очень лестно. Но эта номинация самой неожиданной оказалась. Я расстроен, что даже не была взята в рассмотрение работа Даши СЕМЕНОВОЙ, считаю, что это ошибка. Я думал, что будут номинироваться спектакль, работа Миндаугаса и работа Даши. Раньше для меня было как-то более предсказуемо: и моя роль в спектакле "Ничья длится мгновение", и моя роль Герцена в "Береге утопии" - приятно, но более ожидаемо. А тут все-таки главная роль женская, главная роль Тони в исполнении Даши Семеновой.