Фандорин + Фандорин

Пьесы Бориса Акунина под общим названием "Инь и Ян" прочесть нельзя. Их можно только увидеть в постановке Алексея БОРОДИНА.

Борис Акунин никому не дает успокоиться, ни поклонникам, ни недругам-критикам. В последние месяцы он успел буквально везде - сразу несколько новых книг (серийный проект под названием "Жанры"), один за другим два пафосных блокбастера в кино ("Турецкий гамбит" и "Статский советник"), и вот теперь два спектакля в Российском Молодежном театре. Ясно, что такая бешеная активность может раздражать. У нас в интеллигентном сообществе издавна было принято не любить излишне деятельных и успешных. На них и теперь немедленно навешивают все грехи, приписывают манию величия и обвиняют в растлении самого читающего в мире народа. Например, литературный критик Андрей Немзер так прямо и пишет: Акунин, мол, всегда паразитировал на хороших книгах, всегда хотел быть Великим Писателем Земли Русской и вообще принес много зла.

О вкусах, как известно, не спорят, но, сидя в переполненном зале Молодежного театра, с разгневанным критиком именно что хотелось спорить. И знаете почему? Та самая массовая публика, акунинские поклонники (а пришли, понятное дело, те, кто с увлечением читает о приключениях Эраста Фандорина), о чьих испорченных вкусах принято сокрушаться, реагировала во время спектакля ровно так, как мечталось изысканному японисту и переводчику Григорию Чхартишвили, затеявшему в конце 90-х годов прошлого столетия свою игру-мистификацию. Первые романы о Фандорине, вышедшие, кстати говоря, тихо, без особой рекламы, сопровождались портретом некоего господина в котелке, с чеховским пенсне на носу и лихо закрученными усами а-ля Эркюль Пуаро. Подписаны были - Б. Акунин, что не возбранялось прочитать, как Бакунин, со всеми вытекающими из этой фамилии последствиями. Анархист он и есть анархист, никем не управляемый. А в переводе с японского слово "акунин" и вовсе означает "злодей", "негодяй", то есть автор сам под руку неистовых своих критиков с истинно грузинским радушием подставился: "На, дорогой, бей меня, и не того, дрянь такая, заслуживаю". Нам давали подсказку, но ее, как оказалось, не все поняли - то ли намек был слишком тонок, то ли ежедневные переживания о судьбах отечественной литературы чувство юмора заглушили.

Фандорин и пустота

Несколько лет назад, параллельно с телеэкранизацией "Азазеля", этот же акунинский роман появился на сцене РАМТа под названием "Эраст Фандорин". Режиссер Алексей Бородин не стал глубокомысленно морщить лоб, а прочитал популярный роман с удивительным для его заслуженного уже возраста простодушием и открытостью. Он ставил свой спектакль прежде всего для молодых зрителей, решив, что им позарез нужен такой герой, как Фандорин (в том спектакле его играл Петр КРАСИЛОВ), "с его ясными, незамутненными нравственными принципами, с его энергией и созидательным, сильным даром, ведущим героя по жизни" (все это можно прочесть в одном из интервью, и если вам кажется, что тут уж слишком сладостный сироп, то не пугайтесь, правильно кажется). Интересно, что идеал в акунинском герое искал не только Бородин, другие и по сей день ищут.

На предпремьерной пресс-конференции актер Алексей ВЕСЕЛКИН, в спектакле "Инь и Ян" играющий Фандорина, взволнованно рассказывал, что давно мечтал об этой роли. Какие качества Фандорина актера особенно зацепили - так и осталось загадкой, поскольку в новом спектакле РАМТа впервые столь отчетливо обнаружилось то, что Акунин и раньше не очень-то скрывал, но все-таки и не педалировал. Оказалось, что Эраст Петрович не только не герой нашего времени, но даже и не вполне живой человек. Под видом героя Акуниным выписана ходячая функция, ну или неопределенный пустой сосуд, его всякий волен наполнить своим содержанием. Хотят чувствительные дамы видеть в нем идеал мужчины, пожалуйста, вот вам седые виски, легкое заикание, романтическое одиночество. Хочет Никита Михалков в "Статском советнике" сделать Фандорина государственником, под стать себе, удастся и это - вот где сгодилась значительность Олега Меньшикова. Легко представить, как радовался Акунин-Чхартишвили, услышав рассуждения Михалкова, что, мол, не пристало хорошему и ответственному человеку государственную службу бросать (так в романе написано) в столь трудное для страны время, - вот еще один неглупый человек попался в западню, ловко расставленную. Похоже, только Алексей Бородин туда не угодил, аккуратно обошел, да еще другим путь указал.

Ключ к шифру

Пьеса "Инь и Ян" писалась (а написалось в итоге две) специально для театра. Пока не опубликована и в ближайшее время опубликована не будет, чтобы не портить зрителям впечатление. Разгадка, как водится, обнаружится лишь в самом конце, а гадать по ходу дела о том, кто убил, - что может быть слаще для истинного любителя детективного жанра. От полноты чувств театр подготовил сразу два спектакля, один предлагает черную версию происходящего, другой - белую. В день премьеры спектакли игрались подряд, один за другим с полуторачасовым перерывом, но в дальнейшем будут идти врозь. На самом деле смотреть нужно обе версии, причем именно в том порядке, который был предложен на премьере, - сначала белую, потом черную. Уж поверьте на слово.

Сюжет в обоих случаях один и тот же, только преступники разные. Завязка представлена как старый, уютный английский детектив (вот где усы Эркюля Пуаро отозвались). В доме недавно умершего коллекционера собираются его родственники для оглашения завещания: молоденькой племяннице отписано все состояние, а племяннику, до сумасшествия увлеченному наукой, бумажный японский веер. Раскрыть секрет веера, согласно воле покойного, вызван большой специалист во всем японском Эраст Фандорин, приезд которого фатально задерживается. К тому времени, когда он наконец появляется со сломанной рукой (во второй, черной версии он под хохот публики выезжает на каталке со сломанной ногой), на сцене уже есть один труп, и это только начало. Конечно, выдающийся сыщик, как всегда, разгадал все загадки и, рискуя жизнью, всех хитроумно замаскировавшихся преступников разоблачил. В черной версии он и вовсе был убит, а потом все-таки волшебным образом ожил, потому что истинный герой должен жить вечно.

Не правда ли, понятно, что на сцене представлена пародия, шутка, увлекательная игра? Притом игра изящная, остроумная и отменно исполненная. Алексей Бородин, как истинный поклонник Акунина, внимательно в него вчитался и всего лишь адекватно его представил. Оказалось, что это едва ли не открытие. Автор и его интерпретатор обращаются к так называемой массовой публике, но при этом не считают ее дурее себя, а даже и рассчитывают в каком-то смысле на ее начитанность и чувство юмора (как уже говорилось, это обязательное условие для разгадки кода, наглухо замуровавшего сочинения скрывшегося за псевдонимом Григория Чхартишвили). Первый спектакль чуть более классичен и неспешен, он еще может обмануть кого-то и выдать себя за настоящий детектив со страстями и характерами. Второй, гораздо более резкий и гротесково-мистический, не оставляет сомнений. Тут явная пародия - и на жанр, и на героя, к которому припадают в поисках истины, и на читателей, шуток не понимающих. О да, не все расположены шутить. Некоторые всегда ждут от театра высоких смыслов и глубоких потрясений, в таком случае этот спектакль не для них. Зато для тех, кто любит время от времени от мучительных мыслей отвлечься, в самый раз. Потому что качественно сделан.

Тут все постарались на славу. Сценограф Станислав БЕНЕДИКТОВ придумал легкие и подвижные ширмы на колесиках, которые, по-японски семеня ногами, туда-сюда катают слуги просцениума, развесил китайские фонарики и расставил массивные статуи Будды - без восточной экзотики Акунину никак нельзя. Слуга Фандорина Маса (отлично играющий Алексей РОЗИН) бойко болтает по-японски, весьма ловко показывает фокусы и демонстрирует приемы восточных единоборств. Всему этому учились долго и всерьез. Но самое главное, конечно, актеры. Как хотите, но нам был явлен ансамбль, хорошо сыгравшийся, чувствующий стиль и, что называется, поймавший кураж. Особая прелесть их исполнения в том, что явной пародии не выдавал никто, абсолютно всерьез все представляли характеры, даже не сомневайтесь. Фанатичного студента Яна, изобретающего вакцину от столбняка, - Степан МОРОЗОВ, демонического врача-англичанина - Евгений РЕДЬКО, страдальца нотариуса, разбитого радикулитом, - Алексей МАСЛОВ, несчастную жертву шантажа - Нина ДВОРЖЕЦКАЯ, ее мужа-предателя - Александр ХОТЧЕНКОВ, ну и так далее. И только Алексей ВЕСЕЛКИН, Фандорина играющий, бесстрашно, увлеченно и остроумно демонстрировал изумленному залу... абсолютное пустое место. Как это можно сыграть, не знаю, скажу только, что публике был предложен ключ, с помощью которого имеет смысл открыть заново давно знакомые романы.

Мистификатор

Сам Акунин уверяет, что к сочинению романов его подвигло желание супруги прочитать хотя бы один умный современный детектив. Достаточно вспомнить, что в те годы поджидало нас на книжных развалах, чтобы немедленно присоединиться к этому желанию, - торопливые дамские детективы, крутые мужские боевики и незамысловатая фантастика. Все это, не жуя, глоталось на ходу, в метро и перерывах на обед, так читатель приучался к приблизительной, откровенной халтуре и презрению к литературному труду. Словом, если бы Акунина не было, его точно стоило бы выдумать. Но он, к счастью, есть, и стремительный его успех открыл народу две старые банальные истины. Литература - это профессия (в том смысле, что не всякая кухарка или капитан милиции может стать писателем), и публика - не дура. Если считать ее таковой, то она поглупеет, это точно. А станешь держаться с ней на равных, дав понять, что она способна играть с тобой в одну игру, тогда и получишь умную, а заодно и массовую аудиторию. Публика, пришедшая на премьеру к Бородину, не зря читала Акунина, и это хорошая публика, о такой театр может только мечтать. И в том, что народ на книжных рынках теперь Мураками (ну пусть хотя бы его) все больше спрашивает, а не Донцову с Марининой, тоже, как мне кажется, его заслуга. Считать себя Великим Писателем Акунину чувство юмора не позволит, он, как чеховский Тригорин, называет себя просто беллетристом, который пишет не для себя, для читателя. Но если дальше кого-то потянет рассуждать о важной миссии воспитания читательского вкуса, то лучше всего вспомнить, что Акунин - это прежде всего блестящая мистификация. Пафосные слова ему не идут, он их тут же прибьет желчной шуткой или розыгрышем. А говоря про массовое искусство, стоит крепко держаться за второе слово. Если есть искусство, то чем плохо, что оно массовое? После премьеры в РАМТе Акунин сказал: "Я понял сейчас, что экранизация - это когда берут твои произведения и делают их хуже, а в театре берут их и делают лучше. Я начинаю любить театр".

Марина Зайонц
"Итоги"