Российский академический
Молодежный театр
+7 (495) 692-00-69 (касса)
Театральная пл., д. 2
"Арлекин": игра всерьез
Фестиваль театра для детей "Арлекин", как уже знают читатели, завершился в Петербурге в девятый раз. Завершился со счетом 1:0 в пользу режиссеров, актеров и маленьких зрителей, потому что фестиваль получился отменным. "Ноль" достался комитету по культуре, который в этом году принял решение провести "Арлекин" - место встречи лучших детских спектаклей со всей страны - практически за счет бюджета театра "Зазеркалье", организатора фестиваля.
В спектакле "Леля и Минька" по рассказам Михаила Зощенко - минимум декораций и максимум режиссерской и актерской изобретательности.Видимо, нужно объяснить это очередное странное решение нового руководства комитета по отношению к петербургским театрам тонким знанием чиновниками истории комедии дель арте, откуда родом знаменитый персонаж: "Назвался "Арлекином" - будь бедным и умей выходить из любого положения". "Арлекин" сумел. В конкурсной программе (по сути, это "Золотая маска" для детских спектаклей) участвовали десять спектаклей со всей страны, из них лишь два из Петербурга. Кроме того, ряд театров показали спектакли во внеконкурсной программе, организовав показы полностью за счет собственных средств.
Большой выбор у жюри "Арлекина" бывает не всегда: так, однажды заслуженным победителем в абсолютном большинстве номинаций оказался спектакль "Снежная королева" в МДТ. Но в этом году жюри пришлось нелегко. Итог - четыре спектакля-фаворита, разделивших премии в основных номинациях, и ряд единичных наград, которыми оказались отмечены практически все театры-участники.
И это не политес, не "всем сестрам по серьгам" - это отражение объективной реальности. То ли прошлый сезон оказался таким удачным, то ли действительно театр для детей вызывает все более серьезное к себе отношение со стороны деятелей сцены (симптоматично, что премия в главной номинации в этом году присуждена спектаклю "Счастье" Александринского театра, который впервые отважился на постановку для детей).
Например, московский Молодежный театр (РАМТ) делает все, чтобы привлечь молодых режиссеров к работе для маленьких зрителей. В прошлом году детская коллекция РАМТа (а в ней прославленные "Бесстрашный барин", "Почти взаправду" и победитель прошлого "Арлекина" "Как кот гулял, где ему вздумается") пополнилась спектаклем "Леля и Минька", поставленным юной Рузанной МОВСЕСЯН. Правила игры в спектакле по рассказам Михаила Зощенко те же, что и в предыдущих детских постановках театра: камерное пространство, минимум декораций и максимум режиссерской и актерской изобретательности.
Черный бутафорский рояль в центре сценической площадки - то прихожая, набитая взрослыми калошами (они оказываются там, где должны быть клавиши), то утомительное "кругосветное путешествие" (толкать рояль оказывается так же тяжело, как тащить тюк с припасами), то гостиная с рождественской елкой. Впрочем, елку тоже с успехом заменяет букет белых воздушных шаров. Лопнувший шар - съеденное яблоко или разбитая кукла.
В подобные допущения зритель верит без труда. Да это и не допущения даже, а переход на лексикон детской игры, в которой незамысловатые предметы должны изображать что угодно, только не самих себя.
Но главное чудо этого спектакля - соотношение подлинности и условности в игре актерского ансамбля. Текст произносится в точности так, как он написан у Зощенко. Правом говорить от первого лица обладает только Минька, а остальные довольствуются третьим (так, Мама в спектакле произносит: "У меня дурацкие дети", – сказала мама").
Камертон спектакля - Минька, красивый юноша с тонкими чертами лица и застенчивой улыбкой. Дмитрий КРИВОЩАПОВ - лауреат премии за лучшую мужскую роль - не пытается играть мальчика, в его исполнении - это взрослый, который в душе навсегда остался ребенком. В то время как предприимчивая Леля уже в детстве - маленькая женщина. В конце спектакля Леля надевает "теткинские" юбку и жилетку и превращается во взрослую женщину уже "взаправду", а Минька так и остается неловким наивным мальчиком.
Есть еще похожие на старинных фарфоровых кукол в кружевных платьях Мама и Бабушка. Их певучие интонации и монотонные плавные движения откровенно условны. Иногда сверху в сопровождении грома раздается голос невидимого грозного папы (видимо, в сознании детей он представляется кем-то вроде Зевса). И родственники, и гости (последние - и вовсе картонные силуэты) - это воспоминания, но Леля и Минька реагируют на них так, как реагируют дети - непосредственно и эмоционально. Совершенно искренне пугается Леля и при виде лопнувшего шарика: ведь мы-то с ней знаем, что это вовсе не резиновая тряпочка, а разбитая кукла.
Так воспоминания оживают, и театр превращается в игру со зрительским воображением. Доверие к детской фантазии - это и есть уважение к своему зрителю. Неудивительно, что специальная премия "Глазами детей" досталась именно этому спектаклю.
Впрочем, затаив дыхание, маленькие зрители смотрели и самарский "Привет, Рэй!" (режиссер А. Праудин), и петербургский спектакль "Счастье" (режиссер А. Могучий), а подростки - вологодский спектакль "Кораблекрушение" (режиссер Б. Гранатов) - постановки признанных мастеров режиссуры. И в каждом из них речь шла о таких серьезных - вроде бы сугубо взрослых! - вещах, как смерть, ответственность и внутренняя свобода, а сценическое действие было выстроено согласно поэтической, а не причинно-следственной логике. Показанные на сцене предметы не оказывались равны сами себе, а становились подлинными, лишь соединившись со зрительским воображением.
Нужны ли еще какие-то доказательства того, что корифеи режиссуры воспринимают юных зрителей всерьез? Остается только мечтать, чтобы с таким же пониманием отнеслись к детскому театру самые взрослые из всех взрослых - чиновники.
Юлия Клейман
Санкт-Петербургские ведомости
В спектакле "Леля и Минька" по рассказам Михаила Зощенко - минимум декораций и максимум режиссерской и актерской изобретательности.Видимо, нужно объяснить это очередное странное решение нового руководства комитета по отношению к петербургским театрам тонким знанием чиновниками истории комедии дель арте, откуда родом знаменитый персонаж: "Назвался "Арлекином" - будь бедным и умей выходить из любого положения". "Арлекин" сумел. В конкурсной программе (по сути, это "Золотая маска" для детских спектаклей) участвовали десять спектаклей со всей страны, из них лишь два из Петербурга. Кроме того, ряд театров показали спектакли во внеконкурсной программе, организовав показы полностью за счет собственных средств.
Большой выбор у жюри "Арлекина" бывает не всегда: так, однажды заслуженным победителем в абсолютном большинстве номинаций оказался спектакль "Снежная королева" в МДТ. Но в этом году жюри пришлось нелегко. Итог - четыре спектакля-фаворита, разделивших премии в основных номинациях, и ряд единичных наград, которыми оказались отмечены практически все театры-участники.
И это не политес, не "всем сестрам по серьгам" - это отражение объективной реальности. То ли прошлый сезон оказался таким удачным, то ли действительно театр для детей вызывает все более серьезное к себе отношение со стороны деятелей сцены (симптоматично, что премия в главной номинации в этом году присуждена спектаклю "Счастье" Александринского театра, который впервые отважился на постановку для детей).
Например, московский Молодежный театр (РАМТ) делает все, чтобы привлечь молодых режиссеров к работе для маленьких зрителей. В прошлом году детская коллекция РАМТа (а в ней прославленные "Бесстрашный барин", "Почти взаправду" и победитель прошлого "Арлекина" "Как кот гулял, где ему вздумается") пополнилась спектаклем "Леля и Минька", поставленным юной Рузанной МОВСЕСЯН. Правила игры в спектакле по рассказам Михаила Зощенко те же, что и в предыдущих детских постановках театра: камерное пространство, минимум декораций и максимум режиссерской и актерской изобретательности.
Черный бутафорский рояль в центре сценической площадки - то прихожая, набитая взрослыми калошами (они оказываются там, где должны быть клавиши), то утомительное "кругосветное путешествие" (толкать рояль оказывается так же тяжело, как тащить тюк с припасами), то гостиная с рождественской елкой. Впрочем, елку тоже с успехом заменяет букет белых воздушных шаров. Лопнувший шар - съеденное яблоко или разбитая кукла.
В подобные допущения зритель верит без труда. Да это и не допущения даже, а переход на лексикон детской игры, в которой незамысловатые предметы должны изображать что угодно, только не самих себя.
Но главное чудо этого спектакля - соотношение подлинности и условности в игре актерского ансамбля. Текст произносится в точности так, как он написан у Зощенко. Правом говорить от первого лица обладает только Минька, а остальные довольствуются третьим (так, Мама в спектакле произносит: "У меня дурацкие дети", – сказала мама").
Камертон спектакля - Минька, красивый юноша с тонкими чертами лица и застенчивой улыбкой. Дмитрий КРИВОЩАПОВ - лауреат премии за лучшую мужскую роль - не пытается играть мальчика, в его исполнении - это взрослый, который в душе навсегда остался ребенком. В то время как предприимчивая Леля уже в детстве - маленькая женщина. В конце спектакля Леля надевает "теткинские" юбку и жилетку и превращается во взрослую женщину уже "взаправду", а Минька так и остается неловким наивным мальчиком.
Есть еще похожие на старинных фарфоровых кукол в кружевных платьях Мама и Бабушка. Их певучие интонации и монотонные плавные движения откровенно условны. Иногда сверху в сопровождении грома раздается голос невидимого грозного папы (видимо, в сознании детей он представляется кем-то вроде Зевса). И родственники, и гости (последние - и вовсе картонные силуэты) - это воспоминания, но Леля и Минька реагируют на них так, как реагируют дети - непосредственно и эмоционально. Совершенно искренне пугается Леля и при виде лопнувшего шарика: ведь мы-то с ней знаем, что это вовсе не резиновая тряпочка, а разбитая кукла.
Так воспоминания оживают, и театр превращается в игру со зрительским воображением. Доверие к детской фантазии - это и есть уважение к своему зрителю. Неудивительно, что специальная премия "Глазами детей" досталась именно этому спектаклю.
Впрочем, затаив дыхание, маленькие зрители смотрели и самарский "Привет, Рэй!" (режиссер А. Праудин), и петербургский спектакль "Счастье" (режиссер А. Могучий), а подростки - вологодский спектакль "Кораблекрушение" (режиссер Б. Гранатов) - постановки признанных мастеров режиссуры. И в каждом из них речь шла о таких серьезных - вроде бы сугубо взрослых! - вещах, как смерть, ответственность и внутренняя свобода, а сценическое действие было выстроено согласно поэтической, а не причинно-следственной логике. Показанные на сцене предметы не оказывались равны сами себе, а становились подлинными, лишь соединившись со зрительским воображением.
Нужны ли еще какие-то доказательства того, что корифеи режиссуры воспринимают юных зрителей всерьез? Остается только мечтать, чтобы с таким же пониманием отнеслись к детскому театру самые взрослые из всех взрослых - чиновники.
Юлия Клейман
Санкт-Петербургские ведомости