По Зощенко поставили "горький" спектакль

Высокий худой мужчина и маленькая крепко сбитая рыжеволосая женщина, одетые в серые плащи, пробираются по темному залу. У сцены вешают на гвоздики шляпы. Леля - справа, а Минька - слева. "В этом году мне исполнилось, ребята, сорок лет. Выходит, что я сорок раз видел новогоднюю елку. Это много!" - начинает повзрослевший мальчик.

Его монолог, как и реплики других героев, один в один совпадают с книжными. Авторский текст произносят то одни, то другие персонажи. Иногда из их уст звучат чужие слова. Допустим, мама вдруг говорит за Миньку. Она, кстати, предстает в спектакле женщиной-праздником, а папа - строгим, но справедливым.

Эти образы режиссер позаимствовала из другого произведения Зощенко - "Перед Восходом солнца". Однако - только их. Дело в том, что повесть эта - не детская, а спектакль задумывался для маленьких зрителей, и худрук РАМТа Алексей БОРОДИН попросил оставить в чистом виде рассказ о Леле и Миньке.

С учетом этих тонкостей Рузанна МОВСЕСЯН переписывала сценарий пять раз. Перепутанная речь героев - только один из новаторских элементов, которыми нашпигован спектакль. Шесть историй Зощенко о поедании конфет с новогодней елки, о нежелании делиться с сестрой бабушкиными подарками, об искушении мороженым, о желании утаить единицу в дневнике она попыталась представить, как шесть библейских притч о грехах и последующих за ними наказаниях.

По замыслу режиссера, Леля - Ева, а Минька - Адам. Их отец - Бог, поэтому его, как героя, в спектакле нет. Раздается только его голос, как гром среди ясного неба, объявляющий о том или ином наказании детям. История с Тряпичником - о соблазнении, момент с дневником, единицу в котором папа Миньке простил, - притча о блудном сыне, когда самое страшное для ребенка то, что отец не наказал его в результате троекратной лжи.

"Я опиралась на Библию, потому что истории Зощенко - сплошные грехи и наказания, - говорит режиссер. - Минька проходит путь праведника, обретая новозаветные идеи и любовь. Его папа - ветхозаветный Бог, который посылает сыну жуткие испытания. И спасение не в том, что мне надо получить, а спасение в том, что дать другому".

Спектакль - совсем не детский. Малыши, сидевшие в первых рядах зала, убегали к родителям, увидев, например, бабушку, баловавшую Миньку конфетами, а Лелю - тумаками.

"Я очень рада, что спектакль производит грустное впечатление, потому что именно так я и хотела поставить эти истории, - говорит Рузанна. - И, думаю, что детям можно смотреть спектакль, потому что в их подсознании останутся правильные истины, о которых говорится, и спустя много лет какие-то вибрации от них останутся и помогут лучше ориентироваться в жизни".

Горько-взрослая начинка постановки смягчается ее стильностью и метафоричностью. 30-е годы показаны уютно сказочными: мягкие серые тона, платья с круглыми воротничками, выражения тех лет, вроде "Покойной ночи", большая елка посреди гостиной и подарки под ней. Метафоричность проявляется в образах героев и в вещах, их окружающих.

Минька у Рузанны высокий, а Леля - маленькая, хотя в книжке наоборот, поскольку девочка - старшая сестра. Белые воздушные шары - это и елка, и подарки, а большой черный рояль, стоящий посреди сцены, становится то мешком, который тащат дети, заблудившись в лесу, то местом, откуда со скрежетом, словно из большого сундука, появляются Тряпичник с Мороженщиком. "И елка, и рояль могут быть чем угодно, потому что детское воображение иное, чем наше", - улыбается Рузанна.

Евгения Заболотских
"Гудок"