Под управлением нелюбви

Он целыми сутками и неделями стоит на коленках перед подоконником, положив на него локти, наблюдает чужую жизнь. Он записывает себя треугольными буквами в синюю тетрадь. Он обнимает Ее и говорит: "Еще можно заснуть…"
 
"Оборванец" поставлен в Москве впервые. Жизнь - мастер кольцевых композиций. Пьеса Михаила Угарова обрела сценическую плоть в Белой комнате РАМТа, его художественный руководитель Алексей Бородин познакомился с автором еще в Вятке: в труппе Кировского театра, куда он пришел главным, работал актер Угаров. Премьера спектакля Владимира МИРЗОЕВА случилась 1 апреля. В этот день год назад Угаров умер. Сейчас, без него и Греминой, ясно видно - будто в лесу с редкими деревьями - как много они значили не только для среды и круга - всего театрального дела, как стойко держали свою площадку противления, к которой годами сходились силовые линии времени.
 
Можно, конечно, сказать, что пьеса о зависти. Той, которую описывал Юрий Олеша, посвятивший этому черному чувству целый роман: "Ужасна изжога зависти. Как тяжело завидовать! Зависть сдавливает горло спазмой, выдавливает глаза из орбит". Леша, герой "Оборванца", и Николай Кавалеров, герой "Зависти", родственны неприкаянностью, смятыми чувствами.
 
Можно сказать, что пьеса о неискоренимой потребности присваивать чужое: о воровстве обстоятельств, чувств, судьбы.
 
Но Владимир Мирзоев делает спектакль еще и о герметичном времени, о тесноте внутри него - очень личная и актуальная для него тема. Поэтому так внятно звучит мотив тотального соглядатайства - кто-то незримый ходит за нашими окнами, кто-то невидимый смот­рит на нас…
 
Два главных, в общем паритетных, героя - соседи по коммуналке: "оборванец" Леша, плейбой, потертый обстоятельствами, и бабушка Тихонова. Их истории опрокинуты друг в друга, сюжеты зарифмованы.
 
К Леше (Александр ДОРОНИН) в его нору на Автозаводской, с койкой, застеленной армейским одеялом, столом, заставленным бутылками и объедками, приходят женщины - одна из благополучного неудачного брака, другая из неблагополучного ожесточенного безбрачия. Обе, и блондинка (Мария ТУРОВА) и брюнетка (Диана МОРОЗОВА), очень хороши собой; одна ищет страсти, другая мести. Но Леша на них не вполне сосредоточен, его время идет в постоянном созерцании внутренних пейзажей. Ему хочется крепкого сладкого чаю, но некогда выйти на улицу, купить заварку, сахар. Он наглухо занят: наблюдает жизнь, текущую мимо, и толчет в ступе дней горечь из прошлого: никто в этом прошлом не подарил ему ни китайского фонарика, ни монетки с профилем Елизаветы. То, чего хотелось больше всего. Настоящее всегда принадлежит другим. Теперь есть монетка, но поздно. И вот он снимает трубку, звонит мужу возлюбленной, подарившей монетку. Ломает контур реальности - своей и всех вовлеченных.
 
Александр Доронин играет человека притягательного и отталкивающего одновременно. Он как-то странно рассеян. Задавая вопросы женщинам, не нуждается в ответе. Вслушиваясь в монолог соседки (Наталья РЯЗАНОВА прядет его с магнетической сосредоточенностью), откликается механически. От обморочного равнодушия до лихорадочной жажды присвоения, от судорог самолюбия до легкого вдохновения подлости: Доронин и Мирзоев выстраивают череду состояний поврежденного существа тонко, без нажима. Почти в стилистике угаровской ноль-позиции. И хотя доронинский типаж здесь выглядит очень "достоевским" (что усугубляет "подпольность" событий), в тексте не раз возникает "злой старик Толстой", и с упоминанием рассказа "Смерть Ивана Ильича" - тень бессмысленно прожитой, напрасно потраченной жизни.
 
Угаров хорошо понимал - во многом через себя - структуру окраинного сознания, жажду обладать, растворяться, воспарять над черноземом минувшего. Его оборванец почти альтер эго - вечный провинциал в щербатой немилосердной пасти столицы, даже и походку своему герою Доронин изобрел судорожную, словно бы в корчах, они схватывают героя внезапно, эти корчи завистливого одиночества.
 
Бабушка Тихонова в спектакле не бабушка - немолодая дама, тщательно ухоженная. В ее послевоенной истории однажды возникла некая Лидия Перова с цепким вороватым взглядом, перенявшая у нее буквально все, - правильно жарить картошку, правильно обесцвечивать волосы, делать из них правильный валик и курить сигареты с мундштуком до того убедительно, что жених, который все время считался за Тихоновой, вместе с Лидией скрылся в туманном Архангельске. Рязанова играет свою героиню коммунальным философом с интонациями сказительницы, рассказчицы притчи. Так, говорит Тихонова, Лидия Перова украла мою жизнь. Но во-первых, "нельзя же, чтоб жизнь останавливалась из-за чьих-то претензий", а во-вторых, кража не стала триумфом, потому что очень скоро в жизни Лидии возникла Леля из Челябинска. Она, рассказывает Тихонова, говорила голосом Дорониной ("Кто это?" - спрашивает Леша), красила глаза по-восточному и пела Окуджаву ("Кто это?" - спрашивает Леша). Бывший жених Тихоновой и муж Перовой ушел к Леле из Челябинска, но добром не кончилось.
 
Все это кажется подернутым густой пеленой быта, но в том-то и прелесть пьесы Угарова и спектакля Мирзоева, что он внебытовой. Не угрюмая обыденность здесь важна, а сказовая оторванность героев от почвы, притом что только на ней они и могли прорасти. Угловатый советский экзистенциализм, заново открытый Угаровым, фиксирует время, тянущееся и одновременно летящее, вязкое, одолеваемое с трудом. Какое это время - советское, постсоветское? Время несвободы, темных чувств, беды. Владимир Мирзоев, из немногих на российской сцене, кто умеет работать с такой трудноуловимой материей, как иррациональность. Его режиссура растворена в интонациях и ритме спектакля, в его замедленном, словно рапидом взятом течении, в котором обломками человеческого крушения проплывают предметы, детали, обстоятельства.
 
У Леши два двойника. Колечка (Алексей МИШАКОВ) и Кто-то (Андрей СИПИН), простодушный друг и соглядатай-визионер, и, по сути, все они - и сирые, и удачливые - оборванцы. Ансамбль всего из шести актеров звучит в спектакле слаженным оркестриком под управлением нелюбви.
 
Оборванец нищ. Наташа советует ему обращать внимание на мужские воротнички, носки и ботинки; одолеть ревнивого мужа помогает дырка в носке: когда два пальца торчат наружу, трудно защитить свое достоинство. Он так устроен - и авторы это спокойно констатируют - что все в конечном итоге превращается в мусор - и детская мечта о китайском фонарике, и женщина, которая принадлежит другому, и синяя тетрадка, в которой он пишет клинописью. Ничто не ценно, ни свое, ни чужое, ни краденое, ни выстраданное. И вдруг оказывается: ничего не иметь и ничего не бояться утратить - свобода и благо. Леля из Челябинска в постскриптуме своей брачной авантюры обитает в железнодорожной будке на краю леса, нажимает зеленую кнопку для проходящего поезда, смеется и поет. Угаров и Мирзоев поднимают житейскую историю на житийную высоту. И вот герои ставят на круг, по которому только что бежал, пыхтя паром, игрушечный паровоз, фрагменты здания, один, другой, третий - вырастают стены, купол, башня. И вместо беспощадной окраины жизни возникает собор, похожий на монастырь Сан-Джорджо Маджоре в Венецианской лагуне. Блаженны нищие, ибо их есть Царствие Небесное.

Марина Токарева
"Новая газета"