Физики-лирики 2.0

Фильм "9 дней одного года", так получилось, я смотрел всю свою жизнь. Сначала в детстве, по черно-белому телевизору "Старт". Фильм казался мне скучным, и я недовольно ходил из комнаты, где стоял телевизор, в кухню и обратно, давая понять родителям, что пора выключить эту нудятину. Но что-то все равно цепляло - "А ты бомбу делал?", невероятно красивая Лаврова смотрит на себя в зеркало, потом страшное облучение.

…Потом я смотрел его в юности, уже смутно соображая, что это не совсем про физиков, и не совсем про ядерный реактор. Как любой классический фильм оттепели - какой-то скрытый, зашифрованный привет оттуда, из страны почти свободных и очень веселых людей - в наше брежневское время, скучное и временами очень страшное.

Потом, уже взрослым, как мне казалось, я понимал почти все - и этот их треугольник, несчастный на все три стороны, и сцену в ресторане "Арагви", и разговоры физиков.

Впрочем, нет, разговоры физиков я никогда не понимал. Ни в детстве, что естественно, ни в юности, ни во взрослом, и даже уже в старом состоянии - я никогда не мог понять, как можно выпивать, веселиться, ухаживать за девушками и одновременно говорить о термоядерной реакции. Ну, ладно, о политике. Ну, конечно, о литературе или о кино. Но о термоядерной реакции? Недавно пришлось об этом задуматься еще раз, по неожиданному поводу.

… Драматург Томас Стоппард ("Розенкранц и Гильденстерн мертвы", "Влюбленный Шекспир", "Берег утопии" и др.) - давно и крепко связан с Российским академическим молодежным театром. Дружит с Алексеем Владимировичем БОРОДИНЫМ, его худруком. Приезжает на репетиции. Наверное, говорит актерам о тексте пьесы.

Мне бы очень хотелось послушать, что он говорил на репетициях самой последней его пьесы, поставленной в РАМТе - "Проблема". Я сидел, слушал, и постоянно думал о том, что мне это больше всего напоминает. Больше всего мне это напоминало разговоры физиков в "9 днях одного года".

Автор как будто специально "втащил" в пьесу бесконечный треп ученых (тем самых, британских) о математических моделях, экспериментальных данных, междисциплинарных исследованиях, отношениях науки со спонсорами и так далее (не бойтесь, всех эти слов в тексте нет, это я для краткости). Взял - и положил все это в канву отношений двух людей, мужчины и женщины.

Но о какой же науке они говорят?

Это и есть самое странное, загадочное в этой пьесе - наука, о которой нельзя сказать определенно, чем она в конечном счете является. Математика, биология, психология, философия? Ни то, ни другое, ни третье…

Но то же самое, пожалуй, все обычные люди могли бы сказать и о ядерной физике в 50-е, 60-е годы. Когда еще не возникло огромной научно-популярной литературы вокруг этой темы, и практически все исследования, все данные были засекречены. (Ведь речь шла, в конечном счете, о ядерной бомбе).

Мы просто не понимали, о чем говорили физики у Ромма. А они говорили тогда о важных вещах, сейчас без них, пожалуй, не обходится ни одно популярное издание - природа материи, большой взрыв, термоядерная реакция и так далее.

Стоппард попытался заглянуть туда же, в будущее. Но не тогда, а сейчас, через 70 лет.

Понять, о чем говорят все эти странные люди, прислушаться к их птичьему (для нас) языку. Вообразить то будущее, в котором они (уже) живут.

По Стоппарду, эта наука будущего изучает прежде всего человека, его мозг и его поведение.

К тому, чем долгие годы занималась только литература, философия и психология, ко всем этим ускользающим эфемерным вещам, оказывается, можно подойти совсем с другой стороны - математической. Меня, например, больше всего поразил момент, когда талантливого молодого нейро-психолога нанимает крупная брокерская контора, ведь если можно вычислить, как эти самые игроки рынка будут реагировать на новости - можно предсказать и поведение их на бирже, где крутятся миллиарды.

То, что мы считаем никому не нужной, никчемной наукой, оказывается, кому-то может приносить миллиарды уже сейчас!

Скажете, допущение, прикол, фантазия?

А вот мне кажется, что с приходом в нашу жизнь социальных сетей буквально все наши реакции, мысли, волнения и эмоции - строго подсчитаны какой-то машиной, легко раскладывающей нас на составные клеточки.

И все это - уже не утопия.

Так вот, темой всей жизни  для главной героини пьесы, нейро-психолога, стал главный вопрос - а существует ли в мозгу у человека нечто, что не поддается материалистическому объяснению? И не только у человека, кстати. У подопытной обезьяны, мыши, существуют ли у них "вещество доброты", "клетка альтруизма"? Ведь опыты показывают - что да, существует. Ну а сами эти люди, ставящие эти вопросы - что у них с "клеткой доброты", "геном альтруизма"?

Стоппард (и режиссер Бородин вместе с ним) удивительно точно показывают, как устроена голова у тех, кто над этим думает. Это, на самом деле, потрясающе привилегированные люди - только привилегия их состоит в том, что они могут думать о другом. Не о том, о чем думают все.

Это, конечно, поразительная привилегия - не думать о мире, в котором мы живем.

Наверное, поэтому смотрим мы на этих людей с каким-то недоверием - а такие есть?

Честно говоря, советские ученые-энтузиасты из оттепельных советских картин всегда вызывали во мне какое-то недоверие - хотелось спросить, а разве так бывает?

И только вот сейчас, посмотрев в РАМТе этот спектакль, я вдруг поверил, что да, они существуют. Существуют и сейчас, в наше время, как это ни удивительно! Люди, живущие только своим интеллектом и интеллектуальными задачами. И решающие их не за деньги.

Что же меня убедило? Наверное, сама логика текста Стоппарда. Логика, в которой единственной преградой, самой жесткой преградой на пути интеллекта… оказывается сам человек. Его страсти, его несчастливая любовь, его характер и жизнь. Например, чувство вины перед своим ребенком.

Так получается и в "Проблеме". Героиня пьесы, молодой ученый Хилари (ее замечательно играет Ирина ТАРАННИК)  практически в одиночку бьется над поставленной ей проблемой "клетки альтруизма" и наконец объясняет ее экспериментально, как вдруг этот результат разбивается о скалу - то есть о вполне себе человеческие чувства, об это чувство вины, любви и ревности.

В этом все-таки есть какой-то оптимизм, не все вычисляемо, нельзя доказать существование бога, невозможно создать формулу добра, есть проблема, с которой не может справиться ни биология, ни математика.

И все-таки тревога остается. "Скоро нас всех посчитают", как говорил один персонаж.

И что тогда?

Главный вопрос, который возникает, когда кончаются аплодисменты - он все-таки не про вычисляемого бога - а в том, вернется или нет настоящий интеллект, свободная мысль в центр нашей общественной жизни, увидим ли мы вновь физиков и лириков, станем ли спорить о научных достижениях на кухне, как когда-то, будем ли в конце концов, просто об том думать? Мне кажется, волновало это и режиссера, когда он выбирал эту пьесу. В нынешней мракобесной и застрявшей в суевериях стране, в атмосфере агрессивного невежества, в фантазмах сошедшего с ума телезрителя - очень хочется в это верить. Ну просто очень.

Борис Минаев
"Медведь"