За ложками под ангельское пение

Внутри неведомой войны

Сборник "Ягоды" попал к Перегудову случайно. О постановке режиссер задумался не сразу, но когда стал погружаться в материал, а затем узнал, что в Театре Наций идет "Сказка про последнего ангела", в основу сценария которой вошли и рассказы Михайлова тоже, захотел поискать театральный язык, которым возможно такие истории рассказывать.

И получился некий "сдвиг сансары" - начинающий вращаться сценический поворотный круг, неким образом вместе с действием сдвигает мышление, отправляя зрителя в путешествие вроде бы за расписными ложками, но на самом деле по сознанию и внутренним мирам. Герои Михайлова следуют на поиски, открывающих скрытое символов, и оказываются внутри неведомой войны…

"Наша работа, - говорит Егор ПЕРЕГУДОВ, - экспериментальная, и надеюсь, на этот спектакль придут неслучайные зрители - они будут понимать, что это погружение в какой-то иной мир. Для меня это во многом путешествие по русским сказкам, где есть пасхалки (в отличие от других эти секреты игр выглядят неправдоподобно и неестественно, зачастую отсылая к другим событиям, программам или произведениям - Прим. ред.) и разные скатерти-самобранки, как попытка вскрыть наше подсознательное через фантазию, фольклор, эстетику 90-х, какие-то истории, часть которых связана со снами, сновидениями и познанием себя через своих родителей и свои сны. Много пластов намешано, поэтому нам кажется, что это такое пространство решения при всем относительном риске кружения".

РАМТ отлично умеет ловить мысли в пространстве, перерабатывая и выдавая их зрителю в выпуклой красочной творческой версии даже не столько "для подумать", как  "для прочувствовать". И ведь, правда, похоже, пришло время распаковывать смыслы, иначе в абсурде не выжить.

"Сны моего отца" и о кризисе информационного общества тоже, когда об одном и том же одинаково хорошо проверенные специалисты зачастую говорят диаметрально противоположное. На что ориентироваться? Кому верить?

"И ты мечешься от одного информпотока к другому, - комментирует режиссер, - и не можешь понять, где правда. В этом отношении Михайлов, мне кажется, точно формулирует какой-то нерв сегодняшнего времени - размытость информации, размытость правды, размытость реальности человека - лишь объекта информационной атаки. Мы так и не знаем, например, есть война или ее нет".

По мнению постановщика, война - категория мышления, и категория внутренняя, а кто о ней не помнит, тот пропадает. "И это какая-то важная сегодня мысль, - продолжает он, - потому что нас очень часто хотят заставить жить этой философией - есть мы, а есть враги, неважно в политике внешней, внутренней, в культуре, в театре. На самом деле нет врагов, если мы не считаем этих людей врагами, если мы сами не живем в состоянии войны внутренней. Эти вещи очень существенные, и про них нужно говорить".

А кто Отец?

Но война, как лакмусовая бумажка, обычно и проявляет - кто есть кто и как с этим жить. Главное - не заиграться в оценках, не впасть в еще одно безумие.

Параллельно и ненавязчиво идет тема поддержки запутавшихся и измученных, похожих на нас с вами героев. Кто этот Отец, о котором говорит название спектакля и который появляется в нем не так уж много? После того, как "закроется занавес", этот вопрос буквально не дает покоя. Вот Отец и сын протянули друг другу руки, обменялись букетиками, вот старший рассказывает, что не может уехать к своему чаду, потому что занят - к нему все приходят и приходят люди, которых не принять он не может. И еще он забирает у спящих во сне их кошмары, иначе внутренняя бездна начнет пожирать людей без жалости…

Лейтмотивом проходит в спектакле тема Иерусалима, невольно ассоциируясь то картинками с телеэкранов, то с евангельским Плачем по Вечному городу. Но, если вслушаться, то слова об ангельской песне наведут на нужный мотив, ведь это правда - "ты всегда здесь жил и пел".

Режиссер признается, что в этой истории "Снов" - эксперименте и немалом риске - для него самого еще много неизвестных. Может, потому был нетипичным и процесс работы.

"Спектакль, - говорит Перегудов, - сочинялся немного по законам студенческого театра - бедного, но профессионального. И то, что в нем является достоинством - пустота, чистота, легкость, совместное сочинение этюдов, и рождение из всего этого действа - в профессиональном театре делать очень сложно, потому что ему постановочно нужно некое решение и некое воплощение. А у нас все - и пространство, и простор вокруг него, и свет, и музыка - все сочинялось здесь и сейчас. Это очень радостно, но и мучительно, потому что происходит не только масса актерских действий, но и передвижений различных наших служб. В общем, много вызовов бросала постановка, но моей целью было непременно искать какие-то для меня другие средства выразительности. Для кого-то они могут быть очень понятные и часто используемые, но для меня эта работа раздвинула границы театра, которым я обычно занимался".

Очень творческим и неординарным называет процесс создания спектакля и актер Максим КЕРИН. "Во-первых, - рассказывает он, - мы были под большим впечатлением от текстов Михайлова. На первый взгляд, очень странная сложносочиненная история, в которой есть какая-то притчевость, и притчи написаны каким-то ангельским языком, они не от мира сего, при этом ты сразу понимаешь, о чем идет речь. В этом смысле очень хотелось докопаться и понять, как именно мыслит автор, почему именно таким образом выстраивает слова, предложения, соединяя их в какие-то очень глубокие мысли. В первую очередь работали над этим, потом перешли в практику, стали искать способы самовыражения, поняли, что ни к какому жанру мы не придем, потому что здесь это просто невозможно, что это целый космос, который надо попытаться каким-то образом просто охватить".

Но зрителю пугаться сложносочиненности не надо, потому что потайные ящички сознания открываться, если доверится создателям спектакля полностью и не будет пытаться намудрить, все равно будут.
Потому как ребенок, помирившись с Отцом, обретет и опору духовную, и родное плечо, и сны станут сниться хорошие, и просыпаться начнет в добром здравии. Там, за небом.


Наталья Косякова
"Клаузура"