Разговоры о театре и не только
15 февраля 2018
Появление этой книги, честно говоря, удивило. Во-первых, автор не замечен в склонности к публичной откровенности. Да и огромная занятость на посту руководителя одного из самых любимых зрителями, уважаемых прессой столичных театров и педагогическая деятельность, казалось, не позволяют ему отвлекаться на такое трудоемкое дело, как написание мемуаров. К тому же воспоминания обычно выпускаются к какому либо юбилею - персональному или театральному, а в случае Алексея Бородина и РАМТа они, эти юбилеи уже прошли.
Впрочем, на момент выхода книги одна "круглая дата", тем не менее, нашлась. И "дата" значимая.
А, если точнее, то ровно четверть века назад, в 1992-м году Центральный Детский театр, возглавляемый Алексеем Владимировичем с 1980-го, стал театром Российским Молодежным, что явилось переломным моментом и для расширившей границы узкой ведомственности труппы, и для Бородина. Вероятно, этот факт и побудил Алексея Владимировича (призвавшего к сотрудничеству известного театроведа Марину Тимашеву) взяться за перо. Но не ради подведения итогов (которые тут были бы не совсем уместны, все-таки Бородин активно действующий режиссер), а для того, чтобы неторопливо и обстоятельно побеседовать (тем более что жанр книги так и обозначен - "разговоры") с нами и о театре, как указано в подзаголовке к названию книги, и обо всем, что его сегодня тревожит и радует.
В результате получился довольно объемный том, оформленный художником Андреем Бондаренко качественными черно-белыми и цветными фотографиями из архивов режиссера и РАМТа, изданный солидным по нынешним меркам тиражом в две тысячи экземпляров, адресованный читателям разных (естественно, сознательных) возрастных категорий и занятий. Лишь бы все, собравшиеся эту книгу приобрести, были любопытны и душевно расположены к восприятию тонких эмоциональных материй. А приобщение к ним, собственно, и составляет основной предмет искусства театра, которому Алексей Владимирович Бородин по-рыцарски (о чем свидетельствует эпиграф к книге, уверяющий нас в том, что он был бы доволен одним пребыванием на сцене, пусть и в качестве бессловесного статиста) предан с детства.
А его (это, возможно, станет открытием для тех, кто далек от театра) Бородин, родившийся в китайском городе Циндао, провел в "русской колонии" Шанхая, откуда вместе с родными переехал в СССР в 1954-ом. О данной главе своей жизни Алексей Владимирович рассказывает с невероятной нежностью, но без сантиментов и достаточно подробно. В процессе знакомства с ней понимаешь, откуда взялись истоки убеждения Бородина о семейных ценностях, как о самом большом человеческом богатстве (и это Алексей Владимирович, судя по всему, усвоил крепко, утверждая, что в гипотетической ситуации выбора между профессией и семьей, не задумываясь, отдаст предпочтение последней). И - о достоинстве, с которым необходимо преодолевать любые, самые суровые испытания.
Эта тема оказывается едва ли не ведущей в книге Бородина, выстроенной оригинально, не канонически.
Потому что главы чисто мемуарного толка чередуются здесь со своеобразными отступлениями иногда лирического, но чаще профессионального свойства. Отступления эти набраны курсивом, из чего следует сделать вывод об их особом значении для Алексея Владимировича, деликатно приоткрывающего "дверь" в свой внутренний мир и в свою режиссерскую "мастерскую", делящегося с нами близкими ему принципами. Ведущими из них Бородин, исходя из логики его размышлений, считает сопротивление неприемлемым для себя обстоятельствам. Невозможность предательства дорогих понятий нравственного порядка, которые перенял от родителей, бабушки. И, конечно, - принципов создания "театра для людей", привитых педагогами ГИТИСа.
Кстати (и это тоже способно стать новостью и для Алексея Владимировича, и для критиков), к учебе в легендарном институте Бородин приступал не с режиссерского, а с театроведческого факультета, с курса Павла Александровича Маркова. И лишь после этого стал осваивать азы режиссерского мастерства у Юрия Александровича Завадского и Ирины Сергеевны Анисимовой-Вульф, о которых на страницах своей книги говорит много и сердечно, что очень нужно сегодня. Ведь об этих, немало значивших для советского, российского театра режиссерах, педагогах и чрезвычайно порядочных личностях уже порядком подзабыли. Равно как и о Борисе Александровиче Львове-Анохине, Александре Борисовиче Шатрине, Леониде Викторовиче Варпаховском и Валентине Николаевиче Плучеке. А Бородин старается настоящую, не совсем приятную тенденцию нарушить, попытавшись хотя бы частично воздать им должное на страницах своей книги. Упомянуть о потрясших его постановках этих и иных видных "персонажей" летописи нашего театра. В том числе: о тех, что показали в ЦТСА по пьесам И.П. Друцэ Львов-Анохин и Ион Спиридонович Ургуряну, - соответственно "Каса маре" и "Святой святых", о шатринской версии комедии Э. де Филиппо "Суббота, воскресенье, понедельник" у ермоловцев, о "Теркине на том свете" по А. Т.Твардовскому в режиссерской транскрипции Плучека в Театре Сатиры… Особое место в "копилке" наиболее дорогих зрительских впечатлений Алексея Владимировича занимают спектакли Олега Николаевича Ефремова и Анатолия Васильевича Эфроса. И в этом нет ничего странного - они же составили славу не только отечественного театра в целом, но и конкретно РАМТа, почти вековая "история" которого для Бородина, по его признанию, "абсолютно живая".
От этого - заинтересованность, которая отличает все то, что связано в книге с вверенным ему театром. С Марией Иосифовной Кнебель, у которой занимался в режиссерской лаборатории при ВТО. С многолетней соратницей, коллегой, завлитом, а теперь помощником по творческим вопросам Еленой Михайловной Долгиной и сценографом Станиславом Бенедиктовичем Бенедиктовым, с которыми находится в единой "команде" на протяжении нескольких десятилетий. Со служащими администрации и технических цехов РАМТа (что очень трогательно, так как о "технарях" знаменитые мемуаристы обычно, увы, забывают). Конечно, с артистами нескольких поколений.
Благодаря попытке никого не забыть создается ощущение существования некоего театрального братства в РАМТе, где, наверное, как во всяком коллективе есть негативные "подводные течения", но, к счастью для публики, их побеждает атмосфера творчества, помогающая осуществлению самых дерзких замыслов и периодически приглашаемых в РАМТ режиссеров, и самого Бородина. Вроде "Береники" Ж. Расина и "Лоренцаччо" А. де Мюссе, спектаклей по произведениям Б. Акунина об Эрасте Фандорине, "Нюрнберга" Э. Манна и "Демократии" М. Фрейна, наконец, сценической трилогии "Берег утопии", рассказу о работе над которой и об общении с английским драматургом Томом Стоппардом отведена значительная часть печатного пространства книги.
Но не по одной лишь причине разносторонней направленности этого начинания. Масштабного театрального проекта, имеющего и эстетическое, и просветительское, и полемическое значение (последнее как нельзя лучше еще и соответствует взглядам Бородина на современный театр, который перестал быть исключительно "кафедрой", с которой "можно сказать много добра", а превратился в площадку для столкновения различных, подчас, полярных мнений). Просто режиссеру близка позиция Стоппарда, считающего, что у человека обязательно должна быть мечта, своего рода "утопия". И к ней нужно стремиться порой вопреки всему. Вот и Бородин уверен в необходимости присутствия в биографии каждого из нас гриновских "алых парусов", которые, вероятно, никогда не придут, но ждать их надо непременно.
С этой, поистине идеалистической точкой зрения сразу хочется поспорить и возразить Алексею Владимировичу: мечты мечтами, но хорошо бы хотя бы изредка видеть их осуществленными. Но потом понимаешь, разве может мыслить по-другому лидер театра, чьи спектакли адресованы, прежде всего, тем, кто юн и молод? А кому, как не этим зрителям, надо подарить надежду на то, что при наличии природной расположенности к определенному делу именно желание поможет им достичь самых высоких целей. Даже "поймать звезду на кончиках пальцев".
Майя Фолкинштейн
"Страстной бульвар, 10"