Александр ДОРОНИН: "Это была работа на доверии"

- С чего начинался проект "Молодые режиссеры - детям" в РАМТе и как вы в него включились?

- Идея возникла у нашего худрука Алексея БОРОДИНА. На тот момент у нас в театре было достаточно детских и юношеских спектаклей, но в этой идее принципиальной была фигура Сергея Васильевича Женовача. А я принимал участие в разработке концепции и стратегии. Из режиссерской группы Женовача пятеро приняли участие. Когда мы придумывали, как все это воплотить, то договорились, что часть актерского состава чуть пораньше выйдет из отпуска. И в августе мы закрылись на четыре дня в театре. Перед этим каждый режиссер имел возможность познакомиться с театром, с цехами и, главное, с актерами.

- А в чем заключалась ваша роль?

- Театр пошел на все уступки. Выпускной курс получил возможность прямого доступа к организму театра. И им приходилось проводить экскурсии. Я внимательно прислушивался к просьбам об амплуа и психофизическом самочувствии. Мне, говорит режиссер, нужен темпераментный артист - кто это может быть? Я думал, советовал, и ставка срабатывала. Это была работа на доверии.

- Как стало понятно, что проект получается?

- В августе мы репетировали и показали заявки всех спектаклей, минут на 10–15. Это были просто лабораторные этюды, все понимали, что это абсолютно рабочий момент и никто не требовал результата. Потом было совместное обсуждение: мы все сидели пили чай в кабинете Алексея Владимировича и думали, правильно ли выбран материал и направление. Что стоит развивать, а что, может быть, нет. Тогда Екатерина ПОЛОВЦЕВА, Сигрид СТРЕМ РЕЙБО, Александр ХУХЛИН определились с материалом. Егор ПЕРЕГУДОВ делал заявку, но ему предложили сделать спектакль для взрослой аудитории.

- А режиссерам задавался формат?

- Задача стояла сделать детский спектакль, но с прицелом на взрослую аудиторию. Чтоб мама с папой не просто отдали ребенка на полтора часа, а пришли с ним. Юмор, кстати, там рассчитан во многом на взрослых. И это правильно, я считаю, потому что потом ребенок приходит домой и рассказывает, что ему понравилось, а чего он не понял - и родители объяснят, потому что смотрели вместе с ним и им тоже было интересно. С самого начала всем был поставлен возрастной лимит - от 7 до 10 лет. Это было прежде всего нужно театру, потому что в репертуаре есть спектакли, рассчитанные на возраст от 10 лет, и тем, кому 6–7, - тяжело. Мы хотели взять именно эту аудиторию, а нижняя граница могла быть хоть с трех. Есть специфика площадки: если это "Черная комната", то дети сидят на полу на подушках, а родители сзади, но и они в любой момент тоже могут сесть на подушки. Тогда есть общение и понимание того, что маленький человек пришел в театр, где с ним разговаривают на доступном ему языке, и при этом рядом сидят мама с папой. Это важно и ценно.

- А что вас лично так увлекло в этой истории?

- Мне было важно, что молодые режиссеры, наши сверстники, первый раз в своей профессии встретились с профессиональным академическим театром и действующими артистами. Это огромный опыт. Ведь молодой режиссер еще учится, а хоть немножко проработавший в театре артист уже не студент, а тот, кто имеет опыт "службы".

- Но это они, а вот вам лично как куратору что было важно?

- Все ведь строилось на вере в дело. И так получилось, что большинство, кто участвовал, - это студенты Бородина, alma mater у нас с "женовачами" одна, режиссерский и актерский факультеты всегда были дружны. Мастерская Бородина с мастерской Женовача, а до того - с мастерской Петра Фоменко тоже всегда дружили. Я когда-то давным-давно играл в дипломном спектакле Николая Дручека "Мещане. IV акт", это было в их знаменитой 39-й аудитории. То есть фигура Сергея Васильевича и интерес к его ученикам в какой-то момент очень сильно повлияли на мое решение.

- А почему Бородин именно вам поручил вести проект?

- Он знает про мои организаторские способности, и ему нужно было реализовать эту идею грамотно. Поэтому мы и договаривались очень долго на берегу, чтоб потом все осуществить и правильно донести смысл происходящего артистам. Я с каждым разговаривал индивидуально и объяснял, почему это нужно театру и почему это может быть интересно ему. Кто-то просто говорил спасибо - и отказывался. Это тоже важный момент. У Сергея Васильевича была заинтересованность ввести своих учеников в театр, но путь, как это сделать, был неизвестен ни ему, ни Бородину, ни мне, ни ребятам. А потом все сработало.

- Вы все время про доверие говорите, а оно было с самого начала?

- И режиссеры боялись, и актеры - все-таки если режиссер не знает, чего он хочет, трудно ему верить. Но когда есть понимание того, что мы работаем на спектакль, который будет в репертуаре, появляется мотивация. Режиссеры столкнулись с артистами, цехами, и им нужно было пройти весь путь - от задачи до изготовления декорации. Это был эксперимент не только для режиссеров Женовача и артистов Бородина, но и для директора Владислава Любого, который, думаю, сил потратил немало, чтобы найти деньги на реализацию детских постановок. Но он победил, и с нас началась история "молодые режиссеры в больших государственных театрах".

- А для вас что в итоге стало главным "бонусом"?

- Мне просто интуиция подсказала, что это может быть интересно. Изначально была понятная цель, и почти сразу стало ясно, что эта история может случиться. Конечно, сразу кровь заиграла, и все стали откликаться на предложения режиссера - это ведь движет интерес к профессии. Я был рад, что мы победили на "Маске", что все, кто был тогда в Москве, вышли на сцену и были очень горды, тем более что признание коллег прозвучало, если мне не изменяет память, из уст Алексея Вадимовича Бартошевича. Когда я сегодня прихожу и спрашиваю входной на любой спектакль проекта, мне говорят: "Саш, до конца сезона нет ничего". Вот это, по‑моему, самое важное.

Кристина Матвиенко
Проект "Лучший из миров"