Российский академический
Молодежный театр
+7 (495) 692-00-69 (касса)
Театральная пл., д. 2
Бородин и его семья
6 июня исполняется 75 лет Алексею Бородину, главному режиссеру Российского молодежного театра, который перевернул старые представления о детском театре, доказал, что и в наше время можно быть честным, талантливым и успешным, и при этом совсем не похож на юбиляра.
Театральные дома сегодня открыты миру и продуваемы всеми ветрами, а театральные Лопахины давно уже предлагают сделать их некой коммунальной вольницей, где множество разных художников будут творить новое и прекрасное, соответствующее духу времени. И в сущности, они не так уж и неправы. Но есть исключения - об одном таком исключительном человеке, построившем собственный театральный дом, хочется сегодня сказать.
Мы познакомились очень давно, в Кирове, бывшей Вятке, где проходила лаборатория режиссеров театров для детей и молодежи, которой руководила Мария Осиповна Кнебель. Алексей Бородин был тогда совсем молодым главрежем местного тюза, а высокий худой Володя Урин - его директором. Ничто еще не предвещало их триумфального появления на Театральной площади в Москве, где ныне один вот уже тридцать шесть лет руководит Российским молодежным театром, а другой - директор Большого. Тогда, несмотря на глубокие застойные времена, в Кирове было отчаянно весело, интересно и необычайно тепло и уютно. Спектакли с тех пор я видела разные, а вот ощущение подлинно интеллигентного дома, где тебе всегда рады просто потому, что ты пришел, где никогда не будут говорить о ерунде, а всегда о важном и сокровенном, больше не повторялось нигде. Потом эту атмосферу Бородин перенес и в бывший Центральный детский, и шла я туда бессознательно, как цыган за скрипкой, уже за этим - а в качестве бонуса получала удивительные спектакли, давшие новую жизнь некогда знаменитой сцене, на которой работали Эфрос, Розов, Ефремов. "Ловушка №46, рост второй", возникший из очерка журналиста Юрия Щекочихина о том, что ради джинсов советский подросток готов пырнуть ножом сверстника. Идущий девять часов кряду (Фабра тогда еще не было) "Берег утопии" об истории русского либерализма, прямо-таки прогнозирующий, как теперь понятно, все нынешнее развитие событий. "Нюрнберг", который и смотреть-то страшно от невольных параллелей, не то что ставить, хотя сам режиссер этому удивляется и говорит, что импульсом послужил просто телевизионный сюжет, в котором молодой судья равнодушно и механистически зачитывал приговор. Так получился спектакль о том, как тоталитарный режим уродует человека, даже если это и вовсе не плохой человек. Острое чувство времени, богатая смыслами режиссура, яркие актеры (он учитель Чулпан Хаматовой, между прочим) и идеальные условия для молодых - все это Бородин. А сейчас он репетирует пьесу "Демократия" Майкла Фрейна о Вилли Брандте, провозгласившем в 1970 году новую политику в отношении социалистического востока, политике-мечтателе, - такой уровень разговора мало кому доступен сегодня и во "взрослом" театре, хотя он всегда против такого деления.
Театральная семья сложилась потому, что удалась обычная. Бородин родился в Китае, где его прабабушка и прадедушка строили КВЖД. Дома восторгались "Кубанскими казаками" и мечтали о возвращении на родину, но, по счастью, вернулись не в 49-м во время первой репатриации, когда почти все потом сгинули в лагерях, а уже в 54-м. Он с родителями и три его сестры жили тогда в подмосковном Пушкино, и дом был радостный и открытый, как прежде, как всегда. Все принимали как есть и жили так, как считали необходимым, - этот универсальный рецепт стойкости русского интеллигента он потом передавал и другим. Режиссер Михаил Левитин, например, вспоминает, как однажды его снимали с работы и Бородин посоветовал ему во время этого чиновничьего аутодафе просто смотреть в окно, в сад, и думать о маленьком сыне. Помогло. Двое его собственных детей удались на славу, полностью опровергая теорию о том, что у творческих людей нет времени на то, чтобы заниматься их воспитанием, отсюда и все проблемы. Есть еще пятеро внуков, которых он обожает.
В его театре самые уважаемые люди - это гримеры, работники цехов, они служат здесь по много лет, и чествуют их всегда наряду с актерами. Хорошо помню, как в перестройку Бородин пригласил нового амбициозного директора-реформатора и тот сразу начал с увольнений как раз этих наименее защищенных сотрудников - долго он не задержался, как нетрудно догадаться. И никакие финансовые обстоятельства никогда не были в РАМТе главными - может, поэтому здесь всегда полные залы? А премьера этого сезона - недетски грустный и философский "Кролик Эдвард" стал самым кассовым детским спектаклем в Москве. И попробуйте попасть сюда на маленькую сцену или в Черную комнату: родители расскажут, сколько месяцев им надо провести для этого в листе ожидания.
Верность и постоянство, табу на всякого рода капризы и взбрыки - еще один его профессиональный секрет. Полвека он работает с художником Станиславом Бенедиктовым, с режиссером и своим помощником Еленой Долгиной - и никто никогда не знал о конфликтах и разногласиях между ними, которые, конечно же, были. Театры делились, желтая пресса захлебывалась, описывая скандалы за кулисами, - РАМТ, кажется, единственный в Москве и Питере, где этого никогда не было. Что вовсе не означает, что все здесь мирно и покойно - посмотрите на главного режиссера перед премьерой, он волнуется как первокурсник, хотя и старается этого не показывать. Не волнуйтесь, Алексей Владимирович, у вас даже неудачи особые - испытываешь не желание схватиться за перо и обличить, а боль и досаду, будто это ты сам в чем-то просчитался. Редкий режиссер способен вызвать такую степень подключенности к тому, что он делает, такую степень заинтересованности, как будто ты находишься не по эту, а по ту сторону занавеса.
И что, есть какой-то рецепт создания вот такого театра-дома? Нет. Есть люди - Додин, Табаков, Бородин. Их очень мало. Новые как-то не торопятся появиться на авансцене. Поэтому просто давайте их любить и им помогать.
Театральные дома сегодня открыты миру и продуваемы всеми ветрами, а театральные Лопахины давно уже предлагают сделать их некой коммунальной вольницей, где множество разных художников будут творить новое и прекрасное, соответствующее духу времени. И в сущности, они не так уж и неправы. Но есть исключения - об одном таком исключительном человеке, построившем собственный театральный дом, хочется сегодня сказать.
Мы познакомились очень давно, в Кирове, бывшей Вятке, где проходила лаборатория режиссеров театров для детей и молодежи, которой руководила Мария Осиповна Кнебель. Алексей Бородин был тогда совсем молодым главрежем местного тюза, а высокий худой Володя Урин - его директором. Ничто еще не предвещало их триумфального появления на Театральной площади в Москве, где ныне один вот уже тридцать шесть лет руководит Российским молодежным театром, а другой - директор Большого. Тогда, несмотря на глубокие застойные времена, в Кирове было отчаянно весело, интересно и необычайно тепло и уютно. Спектакли с тех пор я видела разные, а вот ощущение подлинно интеллигентного дома, где тебе всегда рады просто потому, что ты пришел, где никогда не будут говорить о ерунде, а всегда о важном и сокровенном, больше не повторялось нигде. Потом эту атмосферу Бородин перенес и в бывший Центральный детский, и шла я туда бессознательно, как цыган за скрипкой, уже за этим - а в качестве бонуса получала удивительные спектакли, давшие новую жизнь некогда знаменитой сцене, на которой работали Эфрос, Розов, Ефремов. "Ловушка №46, рост второй", возникший из очерка журналиста Юрия Щекочихина о том, что ради джинсов советский подросток готов пырнуть ножом сверстника. Идущий девять часов кряду (Фабра тогда еще не было) "Берег утопии" об истории русского либерализма, прямо-таки прогнозирующий, как теперь понятно, все нынешнее развитие событий. "Нюрнберг", который и смотреть-то страшно от невольных параллелей, не то что ставить, хотя сам режиссер этому удивляется и говорит, что импульсом послужил просто телевизионный сюжет, в котором молодой судья равнодушно и механистически зачитывал приговор. Так получился спектакль о том, как тоталитарный режим уродует человека, даже если это и вовсе не плохой человек. Острое чувство времени, богатая смыслами режиссура, яркие актеры (он учитель Чулпан Хаматовой, между прочим) и идеальные условия для молодых - все это Бородин. А сейчас он репетирует пьесу "Демократия" Майкла Фрейна о Вилли Брандте, провозгласившем в 1970 году новую политику в отношении социалистического востока, политике-мечтателе, - такой уровень разговора мало кому доступен сегодня и во "взрослом" театре, хотя он всегда против такого деления.
Театральная семья сложилась потому, что удалась обычная. Бородин родился в Китае, где его прабабушка и прадедушка строили КВЖД. Дома восторгались "Кубанскими казаками" и мечтали о возвращении на родину, но, по счастью, вернулись не в 49-м во время первой репатриации, когда почти все потом сгинули в лагерях, а уже в 54-м. Он с родителями и три его сестры жили тогда в подмосковном Пушкино, и дом был радостный и открытый, как прежде, как всегда. Все принимали как есть и жили так, как считали необходимым, - этот универсальный рецепт стойкости русского интеллигента он потом передавал и другим. Режиссер Михаил Левитин, например, вспоминает, как однажды его снимали с работы и Бородин посоветовал ему во время этого чиновничьего аутодафе просто смотреть в окно, в сад, и думать о маленьком сыне. Помогло. Двое его собственных детей удались на славу, полностью опровергая теорию о том, что у творческих людей нет времени на то, чтобы заниматься их воспитанием, отсюда и все проблемы. Есть еще пятеро внуков, которых он обожает.
В его театре самые уважаемые люди - это гримеры, работники цехов, они служат здесь по много лет, и чествуют их всегда наряду с актерами. Хорошо помню, как в перестройку Бородин пригласил нового амбициозного директора-реформатора и тот сразу начал с увольнений как раз этих наименее защищенных сотрудников - долго он не задержался, как нетрудно догадаться. И никакие финансовые обстоятельства никогда не были в РАМТе главными - может, поэтому здесь всегда полные залы? А премьера этого сезона - недетски грустный и философский "Кролик Эдвард" стал самым кассовым детским спектаклем в Москве. И попробуйте попасть сюда на маленькую сцену или в Черную комнату: родители расскажут, сколько месяцев им надо провести для этого в листе ожидания.
Верность и постоянство, табу на всякого рода капризы и взбрыки - еще один его профессиональный секрет. Полвека он работает с художником Станиславом Бенедиктовым, с режиссером и своим помощником Еленой Долгиной - и никто никогда не знал о конфликтах и разногласиях между ними, которые, конечно же, были. Театры делились, желтая пресса захлебывалась, описывая скандалы за кулисами, - РАМТ, кажется, единственный в Москве и Питере, где этого никогда не было. Что вовсе не означает, что все здесь мирно и покойно - посмотрите на главного режиссера перед премьерой, он волнуется как первокурсник, хотя и старается этого не показывать. Не волнуйтесь, Алексей Владимирович, у вас даже неудачи особые - испытываешь не желание схватиться за перо и обличить, а боль и досаду, будто это ты сам в чем-то просчитался. Редкий режиссер способен вызвать такую степень подключенности к тому, что он делает, такую степень заинтересованности, как будто ты находишься не по эту, а по ту сторону занавеса.
И что, есть какой-то рецепт создания вот такого театра-дома? Нет. Есть люди - Додин, Табаков, Бородин. Их очень мало. Новые как-то не торопятся появиться на авансцене. Поэтому просто давайте их любить и им помогать.