Егор ПЕРЕГУДОВ. "Психологический эксперимент" с Мольером

12 октября в РАМТе сыграют первую премьеру сезона. Молодой режиссер Егор ПЕРЕГУДОВ, выпускник мастерской Сергея Женовача, дебютирует на Большой сцене с комедией Мольера "Скупой". На Малой сцене он уже поставил современную пьесу "Под давлением 1-3" в рамках "Ночного проекта", а в "Современнике" выпустил спектакль "Время женщин", по современной прозе. Теперь пришло время классики, а точнее игры с классиком. Егор Перегудов решил "подергать Мольера за усы" и сделать спектакль в жанре "психологический эксперимент". Накануне премьеры режиссер рассказал "Театралу", в чем этот эксперимент заключается, какие вольности он позволил по отношению к Мольеру и какую игру предложит зрителям.

- Сергей Васильевич Женовач, ваш педагог, говорит, что режиссер не иллюстрирует произведение, а сочиняет свое, а для этого ему нужно придумать ход. Какой ход вы придумали для Мольера?

- Мы идем за игровой стихией площадного театра. У нас есть артист, есть зритель и единое пространство игры. Вместе с художником Алексеем ВОТЯКОВЫМ мы решили практически отказаться от декораций. Есть только игровой помост и зрительские ряды на сцене. То есть для тех зрителей, которые окажутся на сцене, декорацией будет многоярусный зрительный зал на 800 человек. А те, кто будет сидеть в зале, увидят, как спектакль разыгрывают перед другими зрителями.

- Слушайте, ну, восприятие же совершенно разное...

- Да, это два абсолютно разных спектакля. Билеты будут продаваться в зал А и зал Б, можно выбрать, какой ракурс интересней. Если зритель сидит на сцене, то видит эту историю как бы изнутри, подглядывает за происходящим из-за кулис. Причем ни один из артистов из поля зрения не выпадает, даже когда сходит с помоста и ждет своего выхода. Из партера все смотрится по-другому. Реакция зрителей, сидящих на сцене, может быть даже интереснее, чем само событие, вызвавшее эту реакцию. Ощущения совсем разные. Игровой театр для меня строится во многом на взаимоотношениях актер-зритель. Так что это игра, которую мы предлагаем зрителю.

- Что вы имеете в виду под "игровым театром"?

- В этом спектакле мы ищем грань между игровым и психологическим театром. С одной стороны, мы тщательно разработали психологический рисунок каждой роли. С другой, когда мы выходим на площадку, то напрочь забываем про психологию и идем только от живого взаимодействия, от того, что в данный момент предложит партнер. Психологический разбор придает смысл игровой стихии, а игра - самый лучший способ, чтобы этот смысл донести.

- В спектакле очень много пластики. Есть танцы самодостаточные, есть те, которые обслуживают текст. Как они в целом спектакль обслуживают?

- Это в принципе мольеровская структура - комедия-балет, он этим много занимался. Изначально мы понимали, что нам нужно яркое пластическое решение спектакля - и придумали ход с танцами. Мы танцуем, когда уже не можем говорить, танцуем, когда хотим признаться в любви или просто потому, что хотим танцевать. Это разный способ существования, разный способ работы с формой. Мы придумываем ее вместе с замечательным хореографом Олегом ГЛУШКОВЫМ.

- Тот фрагмент танца, который я видела, достаточно ироничный...

- Чтобы этот юмор проник в сегодняшнего зрителя, мы должны наращивать на мольеровскую ситуацию много слоев. Нельзя не учитывать, что скорость восприятия информации сейчас в десятки раз больше, чем во времена Мольера. Ироничный, "разваливающийся"  танец - один из таких слоев. Основная сложность при этом - что даже такой танец надо танцевать очень серьезно и наполненно. Вообще, все персонажи Мольера очень серьезны, достоверны, правдивы и очень наивны. У каждого есть своя проблема, своя боль. Если не "подключиться" к этому простодушию, то ничего не получится.

С Мольером в чем сложность? Читаешь его пьесы и умом понимаешь юмор. Но понимать и смеяться - разные вещи. Смешно это было 400 лет назад, да и то в постановке и исполнении самого Мольера. Он и писал, что его пьесы - не для чтения. Он начал их публиковать только потому, что нашлись люди, которые их записали, издали и заработали денег. И он тоже решил заработать. Читать Мольера нужно тем, кто понимает театральную кухню и представляет, как это можно "приготовить". Мы пытаемся решить две задачи - пробиться к юмору и пробиться к смыслу. Добиться баланса сложно: то одна, то другая сторона перевешивает, - но мы стараемся.

- А в чем, по-вашему, заключается юмор Мольера?

- Это юмор узнавания, а не юмор высмеивания. Нам смешно, когда мы узнаем себя. Например, сцена, которую мы репетировали, похожа на то, как муж и жена вдруг ни с того ни с сего начинают "собачиться" в супермаркете при огромном скоплении людей, они спорят, какую зубную пасту надо брать, и кричат, как умалишенные. Со стороны это выглядит смешно. Но при этом я понимаю, что сам могу оказаться в такой ситуации, а на сцене - не какой-то французский буржуа, а человек, который временами ведет себя так же нелепо, как и я. И это, действительно, смешно. Тут главное суметь разглядеть, что за этим постоянным выяснением отношений стоит потребность быть любимым, боязнь одиночества…

- В этом и есть осовременивание? Текст на самом деле трудно произносимый, "на сопротивление", у мольеровской пьесы не современный язык...

- Осовременивание не в костюме, не в жаргоне, не в языке, а в ситуации, в том, что я этого персонажа узнаю. Зрители мольеровского театра себя узнавали, принимали на свой счет и даже вызывали Мольера на дуэль. Какая же должна быть степень отождествления себя с тем, что происходит на сцене!

Конечно, мы много работали и над языком пьесы, брали разные переводы, сравнивали, совмещали. Есть несколько эпизодов, где идет чистая актерская импровизация. Что-то мы закрепили, но не все. Структуру текста мольеровского текста мы размываем сознательно - много времени мы посвятили тому, чтобы узнать, что позволял себе Мольер, и понять, что, в таком случае, и мы можем себе позволить по отношению к нему.

- А что он себе позволял?

- "Скупой" - это переделка комедии Плавта "Шкатулка". Две сцены вообще практически полностью списаны у Плавта, вплоть до деталей, только не в стихах, а в прозе. Если Мольер мог себе это позволить - значит, и мы можем. Еще он позволял себе прямое общение с залом, высмеивал врачей, полицейских, современную ему моду одеваться. Значит, и мы можем позволить себе какое-то озорство. У нас будут сцены из древнегреческого театра, будет степ на катурнах, будет оригинальная барочная музыка XVII века, будут песни, как современные, так и того времени, будут фокусы, пиротехника и психологический эксперимент…

- А что за психологический эксперимент вы ставите? Я сразу вспомнила пары по психологии общения на журфаке, нам показывали серию таких экспериментов, про наши внутренние установки...

- Это не эксперимент, а игра в эксперимент. Мы идем от того, что скупой, может быть, и не скупой, но все хотят его видеть таким. Мы делаем спектакль про то, как человек пытается бороться со своей же маской, со своим стереотипом поведения, и как другие не дают ему это сделать. Есть внутренние установки, которые нам мешают, но есть и внешние. Даже если я созрел для того, чтобы измениться, стать лучше, окружающие меня люди могут просто не позволить мне этого сделать. Им я нужен такой, каким они привыкли меня видеть. Особенно если мои недостатки позволяют им обвинять меня в собственных проблемах и неудачах.

Мольер сам боролся с этим всю жизнь. Он же хотел играть трагические роли, но с  треском провалился, стал сам сочинять трагедии - и снова провал. Ему говорили "пиши фарсы" и приходили на его спектакли просто посмеяться. А поскольку он сам содержал театр, вся труппа жила на доходы от кассовых сборов, то другого выхода у него практически не оставалось.

- А что значит "играть в Мольера"? Вы в каком-то смысле пародируете мольеровский театр?

- Мы не пародируем ни мольеровский театр, никакой другой, наоборот, это признание в любви театру как таковому. Есть спектакль "Пристань" - это признание в любви Вахтанговскому театру. Есть спектакль "В пространстве сцены" - это признание в любви РАМТу. Мы признаемся в любви игровой площадной стихии, когда люди приходили на рынок просто посмотреть, как два человека шутят. Но игра и смех для нас не самоцель, а средства, помогающие пробиться к смыслу, понять Мольера.

Татьяна Власова
"Театрал"