Максим КЕРИН: "Что будет, если интернет пропадет?"

Он всего пять лет как окончил Щепкинское училище, а уже обладатель нескольких весомых театральных наград, к примеру, Международной премии Станиславского в номинации "Перспектива". Но прежде всего Максим Керин стал известен театралам благодаря сильнейшей роли в спектакле Юрия Грымова "Цветы для Элджернона". За нее молодой артист РАМТа получил престижную "Хрустальную Турандот". Критики не скупились на похвалы вчерашнему студенту, справедливо отмечая точное понимание характера героя, глубину переживания, выразительность пластики. Но актер, в чьем репертуаре есть и другие интересные постановки, на достигнутом не останавливается.    

-  Максим, ваше актерское призвание было очевидным для близких?
-  Да, с самого детства. Маленький, я надевал какие-то балахоны, папины рубашки, которые были мне велики, включал кассету с записями Эннио Морриконе или другой инструментальной музыки, и что-то у меня в душе происходило. Периодически мама подглядывала за моими творческими порывами. Она и отдала меня в театральную студию в Доме пионеров, где моей первой ролью стал Профессор в "12 месяцах". В студиях, где я занимался, во мне развили любовь к театру, искусству, культуре. И когда я решил поступать в театральный институт, меня поддержали в этом все. Конечно, боясь и переживая, с разговорами про блат. Но я, зажмурившись, кинулся во все это и поступил в Щепкинское театральное училище, на курс Виктора Ивановича Коршунова. В Щепке ощущалась невероятная атмосфера - дружелюбная, творческая. Попав туда, я почувствовал, что из одного дома перешел в другой. Мне кажется, чувство меня не подвело.

- Щепка готовит артистов определенного профиля, дает классическую выучку...
- Наша мастерская обучает школе, профессии. У нас преподавали Наталья Алексеевна Петрова - ученица Марии Кнебель, своей педагогической методикой близкая к театру Петра Фоменко, Лариса Ивановна Гребенщикова, Владимир Сергеевич Сулимов, Александр Викторович Коршунов - все очень разные. В этом мой плюс как актера: я не в одном амплуа прошагал 4 года обучения. Спасибо педагогам - они предлагали разнообразный материал, открывали во мне новые возможности. Сдавая экзамен по актерскому мастерству, играл Дворецкого, Билла Старбака в пьесе "Продавец дождя" Ричарда Нэша и Язона в "Медее" Жана Ануя - абсолютно не похожие друг на друга роли! Актерская природа ленивая, ее надо постоянно будоражить. С Гребенщиковой несколько суток торчали на моей первой фразе из "Медеи": "Куда ты?" Все было не то и не так. Оказалось, дело не в интонации, а в смысле, стоящем за словами. Это и есть школа.

- Вы тогда осознавали, что эта профессия эфемерна: не приносит богатств, требует колоссальной отдачи, а лучшая награда - понимание - приходит очень редко?
- До поступления все мне об этом говорили. Бабушке покойной даже само слово "артист" не нравилось. В детстве так обзывают: "Вот артист какой!" Это что-то легкомысленное. А я искал и ищу другие смыслы в профессии.
В ней сегодня сбиты ориентиры: есть уровень "свободы", которая рождает безответственность, безалаберность. Помню, в дипломном спектакле я играл главную роль в пьесе Гольдони - Филиберта, отца единственной дочери, которую он очень любит. Он устраивает ее свадьбу с не любимым ею человеком, и она убегает. Это комедия положений, поэтому переживания героя смешны до слез. А я решил финальную мизансцену - потерю дочери - сыграть всерьез. В зале ничего не понимали: почему вдруг ком к горлу подкатывает? В тот момент я почувствовал не только то, что решение финала верное, но и что актерство - это власть: я иду по сцене, и люди мысленно идут вслед за мной. Что я сейчас скажу им, почему они должны именно на меня смотреть? Вот потому на нас лежит большая ответственность: нужно осознавать, к чему мы ведем зрителей.
Дело, которое мы делаем, - наше служение, оно воздействует на сердце. Я считаю, что театр - это храм и в нем много "со": сопереживание, сочувствие, соучастие. Здесь мы хоть немножечко можем быть вместе. Удивительно: большой зал, никто никого не знает, но одна тема начинает всех объединять.

- Вас заметили очень рано: ваш Филиберт в постановке "Забавный случай" по пьесе Карло Гольдони получил премию "Золотой лист", а роль в "Цветах для Элджернона" признали лучшим дебютом 2014 года. Вы восприняли эти награды как аванс или действительно почувствовали себя явлением в театральном мире?
- Я не чувствовал себя явлением. Хотя у меня есть здоровые амбиции, конечно. Но говорят же, что хороший актер - это 1 процент таланта и 99 процентов каторжной работы. Один-два раза ты можешь "проскочить" на обаянии, а потом все рухнет. Готовясь к спектаклю "Цветы для Элджернона", мы ездили в специальные учреждения для особых людей, чтобы не просто визуально их изобразить, но и понять их жизнь и психологию.
Но любая роль, любая награда - это аванс. Когда начинаешь думать: "Я это сделал, теперь все пойдет хорошо", приходит смерть актера. Я по-прежнему невероятно волнуюсь перед выходом.

- Чарли в "Цветах для Элджернона" - ваша визитная карточка. Но это же огромная затрата душевной энергии!
- Есть какие-то точки в спектакле, где я чувствую "воздух" - возможность перевести дух. Помню, на генеральном прогоне я не был уверен, что доведу его до конца. Этот спектакль - забег на длинную дистанцию, спрессованная жизнь от рождения до смерти. И надо прожить его полностью. Халтурить я не имею права, да и не хочу.

- В Щепке вы играли стариков, характерные роли, а в РАМТе выступаете как герой. Как вы смогли изменить амплуа?
- Отчасти потому, что случился "Элджернон". Я был достаточно полным в училище, и на этюдах все просили меня сыграть какого-нибудь папку. Мне говорили: "Максим, вы так в папках и останетесь". Я разозлился на себя и за лето похудел. После этого попробовал сыграть ни много ни мало Калигулу. Педагоги сказали: "А теперь соберите свои кишки с забора и продолжайте играть". Я продолжил, но уже не отцов.
В РАМТе после первого для меня сбора труппы сразу подошел к Бородину с вопросом о ролях, пусть даже в массовках, но ничего не было. Вдруг режиссер Егор Перегудов предложил сыграть Комиссара в "Скупом". Мы репетировали, в перерывах я читал "Цветы для Элджернона": знал, что у нас будет постановка, хотелось понимать, что за материал. Думал: "Повезло же кому-то, книга невероятная!" Когда меня вызвали к Алексею Владимировичу, я так и пошел с книжкой. У него в кабинете сидел Юрий Грымов. Я не знал, что речь пойдет о Чарли. И вдруг такой подарок судьбы. А после этого пошли роли - в "Людоедике", "Доме с башенкой", "Шатов. Кириллов. Петр".

- Нет ощущения, что вас тиражируют в одном амплуа: героя с тонкой душевной организацией, переживающего духовный кризис, преодолевающего препятствия?
- Амплуа-то неплохое! Просто иногда хочется другого жанра. Но главное, что я всегда играю Человека.
Я рад, что мои герои - тонкие персонажи, в которых прослеживается духовное развитие. Но я бы с удовольствием сыграл характерную роль. Очень люблю Генриха Белля. Обожаю Германа Гессе. Гарри Галлер из "Степного волка" - мой герой. Лет в 13-14 я прочел эту книгу, и с тех пор она всегда лежит у меня на столе.

- Бывает, что актер ярко начинает. Но получить выигрышную роль во второй раз почти чудо для молодого артиста. Что же делать?
- Терпеть, смиряться. Да, это испытание: после главной роли пройти по сцене в эпизоде без слов. Твое нутро возмущается, хотя ты и думаешь: "Значит, так надо". Но необходимо обязательно ждать этого чуда!

- Вы жадный до ролей? Мне кажется, вы играете меньше, чем могли бы.
- Нет такого, что меня закидывают предложениями, а я упираюсь. Я очень жадный до ролей и хочу работать. В нашем театре много интересного материала. Главное - сдержать свой эгоизм: "У вас есть я, давайте что-нибудь сделаем". Я прекрасно понимаю Алексея Владимировича Бородина и люблю его, а он меня (я это чувствую). Но помимо меня у него под сто человек труппа, и все хорошие актеры.
Но мне хочется нового этапа. Даже не главной роли - другой формы, жанра. Открыть себя с другой стороны.

- Учитель Впалыч из премьерного спектакля "Я хочу в школу" как раз совсем другая роль, нежели вы исполняли ранее. Чем она вам интересна?
- Впалыч - это живой человек, в том числе и провокатор, и манипулятор, любое его появление вызывает сдвиг в действии. Это персонаж, которого нельзя мазать одной краской. Когда ребята зовут его в новую школу сменить злыдню-математичку, он отказывается. У него три высших образования и двое детей! Он не готов рассказывать о теореме Пифагора балбесам, которым это не нужно. С одной стороны, вроде бы циничная позиция, но с другой - понятная, учитывая жизненные обстоятельства.
Мой Впалыч учит, не отвечая на вопросы, а задавая их. В моем представлении учеба - это создание личности. Особенно сегодня, с появлением цифровых технологий. Конечно, они во многом облегчают жизнь. Но вот меня бабушка научила делать омлет и чистить картошку, с этим и отправила в общежитие. Разбуди меня ночью - я это знал. А сейчас: "О’кей, Google. Как делать яичницу?" А если вдруг Интернет пропадет, что делать?

- В драматургии спектакля есть спорные моменты. А как вы относитесь к "продвинутой" школьной системе, за которую ратуют герои?
- У нас есть своя нормальная система образования, поэтому не все новшества надо внедрять. Тот же ЕГЭ, который себя дискредитировал. Я-то застал сочинение на 6 листов, а теперь - 150 слов. Человек должен знать свой язык, свою историю и литературу и гордиться ими. И не лезть за телефоном, чтобы понять, что к чему.
Сейчас идет потребление информации, но не ее получение и усваивание. Раньше первым авторитетом были родители, потом школа, потом у человека формировалось собственное мнение. А теперь, когда он говорит об этом собственном мнении, даже смешно: оно стало отредактированной версией мнения чужого.
Но что-то есть и отрицательное в старой школьной системе. Если ученик - троечник, он в этом амплуа и проходит все годы обучения, что бы он ни сделал. Так же и с отличником. А неприятие цифровых технологий - палка о двух концах. Мы не можем никуда от этого деться, знание компьютера сейчас необходимо. Глупо стоять на месте, но не надо это делать самоцелью.

- Знаю, вы много читаете. Зачем вам это нужно?
- Бывает, роль не идет, а ты находишь ответы там, где и не ожидал, - в детской книге, в исторической хронике. Поэтому нужно охватить наибольший пласт литературы. Идет разговор о школе - я читаю методические пособия. Зачем оно мне надо? Что, я математика не сыграю? А вот надо.
Наш прекрасный педагог по зарубежному театру Ирина Витальевна Холмогорова говорила: "Выходит актер на сцену со словами, что читал Канта. А я по глазам вижу: не читал". Это опять ответственность: я должен понимать про своего персонажа все. Олег Иванович Борисов сказал, что актер должен обладать хорошими мозгами, а они формируются постоянной умственной деятельностью.
Меня не заставляли читать. В книгах я мог видеть другой мир: не буквы - образы. Я раньше не понимал Достоевского, а теперь вижу, как много у него пророческого. В "Бесах", например. Все про сегодня. А какая музыка в словах! Каждый раз, открывая книгу, находишь что-то новое. И выходя на сцену - тоже.