Станислав БЕНЕДИКТОВ. Художник-философ, художник-романтик

В театр обычно ходят на актера, на режиссера. Но бывает, что снова и снова на встречу со сценой зовет художник. 30 лет работает в РАМТе Станислав Бенедиктов и каждый его спектакль неповторим, каждый - полет фантазии и особая, тонкая духовность. Накануне юбилея Станислав Бенедиктович дал интервью порталу "Весь театр".

- Станислав Бенедиктович, для непосвященных сценограф - фигура загадочная. Он художник? Инженер? Как все рождается?

- Работа сценографа - это и эскизы (в том числе костюмов), и макеты, чертежи, машинерия, создание бутафории, реквизита, подбор тканей, монтаж декораций, работа со светом и многое другое. Ведь единство спектакля предполагает целостность. Но главное - найти взаимопонимание с режиссером, не тянуть одеяло на себя и быть терпеливым. Тогда родится гармония.

- Как появляются ваши образы? Их нашептывает вдохновение?

- Я всю жизнь старался идти от смысла. Сценограф - не только рациональный сочинитель пространства, он - создатель духовного мира, который воздействует на зрителя. Еще в годы учебы в училище и в институте я очень увлекался философией и смыслы для меня чрезвычайно важны. Вот, к примеру, наш громадный спектакль "Берег Утопии" по пьесе Тома Стоппарда - здесь Герцен, Огарев, Белинский, западные философы, весь этот материал надо было впитать в себя. Да еще и понять, как об этих людях говорить современному зрителю, причем не иллюстративно, образы не должны быть заданы изначально - зрителю лучше наводить мостики самому. А как создать единый мощный образ, внутри которого идет развитие и держать внимание зрителя на протяжении восьми с половиной часов? И здесь не вдохновение, здесь поперву страх от объема и даже чувство отторжения! Затем начинаются размышления: о чем наше повествование? Что такое наша страна и что за люди наши герои? Рождаются ассоциации - деревянный и огромный как сама Россия корабль, который увозит лучших из лучших, но выплюнутых историей сынов… Здесь много дум о свободе и о пути, который выбирает Герцен - эволюцию внутреннюю, внутреннее освобождение… И задача художника - определить характер игры через пространство. Искал фактуру, в мебель вклеивал автографы великих на пожелтевшей крафт-бумаге. Играл стульями - они создают то баррикады, то кладбище - целая волнительная череда ассоциаций.

- Россия - это родное, а что Вас привлекло в "Участи Электры" О`Нила?

- Поиск образа пространства. Оно здесь пластическое, подвижное, оно засасывает, засасывает… Это тема рока, тема судьбы и человека, который не в силах ей сопротивляться, но все-таки играет с ней, потому что так должно быть. И в данном случае выбор делает движущееся пространство. Как в кино зритель путешествует по лабиринтам этого дома и к чему же приходит? К трем вертикалям, к трем античным колоннам.

Трудность была в том, что у Юджина О`Нила чрезвычайно натуралистичные ремарки: куст сирени, под ним лавочка, герой выходит отсюда, идет туда… Но многие, многие часы, проведенные в размышлениях с автором, отсылают в античность, встречаешься с какой-то вечной темой и раскрепощаешься, возвращаешься к себе и начинаешь думать своими плоскостями и своим пространством. Мы договорились с режиссером Алексеем БОРОДИНЫМ, что здесь оно будет черно-белым - такое кино 20-30-х прошлого века.

- Однако вы потрясающе работаете и с цветом, цвета - особые герои ваших спектаклей.

- Уверенность в выборе цвета дают образы. В "Электре" нужен был цвет трагедии. А он может быть и белым в том числе. Но здесь глубина и образ дома, в который нет доступа другим, конечно, рождали темные тона.

Другой спектакль диктует иное. Я, к примеру, люблю все охристые, коричневатые оттенки. Так я сделал "Алые паруса". Мы с Алексеем Бородиным знали, что в нашем спектакле мир Ассоль приближен к современному - он жесткий и в нем царит безверие. Отсюда и тона постановки. Единственный маячок - сама Ассоль, а затем над зрительным залом взлетает алый цвет - нам было очень важно, чтобы победила надежда, чувство радости.

- Очень эффектен ваш "Портрет" по Гоголю…

- Честно говоря, я не люблю повторяться и стараюсь постоянно искать оригинальные решения. А с возрастом мне все больше нравится делать как можно проще, отобрано, но точнее. И это не дань модному минимализму, а желание минимальными средствами найти более сильное решение. В "Портрете" я должен был помогать актеру - Евгений РЕДЬКО один на этой огромной сцене держит зал. Тема портретной рамы меня интересовала давно, у меня есть целая серия графики "Рамы". Здесь человек в раме и она его меняет - человек перестает быть самим собой, он уже должен себя представлять. И герой Редько Чартков тоже начинает в спектакле рисовать рамы - протест против тисков… и разрыв багета, какая-то дисгармония.

В театре живопись передать можно очень выразительно - через живую музыку. А, значит, оркестр. Пюпитры - тоже мольбертики, а на них огоньки. И оркестр перемещается. Снова развитие пространства.

Очень люблю Гоголя, Женя Редько - актер замечательный, все может поймать, все вместить. И минимализм получился очень выразительным.

- А над чем работаете сейчас?

- Алексей Бородин слагает "Нюрнберг". И все мы увлечены темой конформизма в современном мире, когда даже самые страшные вещи превращаются в обыденные, мыслями о том, к чему это в результате приводит. Алексей Владимирович очень чутко прислушивается к времени не первый раз угадывает его акценты, но цель его - не спектакль на злобу дня, а разговор о вечном.

А мне после "Электры", где много движения, захотелось какой-то статики пространства - нюрнбергский зал суда сделать инфернальным, жестким - пространством камеры, но камеры-эстрады и камеры-наказания, газовой что ли камеры. Но при этом идет активная игра мебели. Все получается достаточно величественно.

- С Алексеем Бородиным Вы дружны со студенческих лет и самые лучшие Ваши работы созданы в сотворчестве с ним…

- Это везение, знак судьбы, и я этим очень дорожу. Человеческие отношения важны чрезвычайно - без дружбы я не мыслю работы в театре. Без взаимной любви актеров, режиссеров, художников, всех людей театра. Не мыслю театр как преодоление, сопротивление. А когда есть единомышленники, когда люди доверительно относятся друг к другу - себя можно проявлять свободно. Выигрываем и мы, и зрители.

- Ваше существование - театр-дом, хотя теперь разговоров о том, что репертуарный театр изжил себя, все больше и больше. Но устранение театра-дома не разрушение ли театра как такового?

- Я разделяю Вашу тревогу. Театр-дом - это жизненный человеческий марафон людей близких по эстетическим устремлениям, объединенных какой-то идеей, хотя и разных по темпераменту. Развивается жизнь и развивается идея, этот организм чутко прислушивается к жизни, откликается и развивается тоже. Я думаю, что в театре это должно быть основой. Делать разовые спектакли - это, по-моему, момент отчуждения. Формы, конечно, должны быть разные - и антреприза в том числе, если это талантливо, но здесь не будет глубокой любви и глубокого проникновения - только временные вспышки, не дающие ощущения дальнейшего роста.

- Вы давно преподаете в Школе-студии МХАТ. Как относитесь к разговорам обывателей о том, что творческая молодежь, мол, ныне обмельчала?

- У нас достаточно серьезный конкурс, и мы всегда стараемся отобрать людей страстно относящихся к делу, трудолюбивых - наша профессия ленивых и инертных не любит. Надо не только картинки уметь рисовать, но и уметь мыслить: сценография - это философское отношение к жизни, отсюда развитие, развитие, фантазия во взгляде на мир, в его осмыслении.

Сейчас, правда, есть одна особенность - в эту профессию молодые люди теперь почти не идут, в основном девушки. Парней большая театральная идея сейчас не увлекает, не интересует поиск своего театра, нет всепоглощающей увлеченности. Они считают, что профессия безденежная, что шансов быть на виду мало, а трудиться придется непрестанно. Но таланты, конечно же, есть и никуда не денутся.

- Получается, что без романтики в театре никак?

- Да, невозможно. Руководитель, конечно, должен быть на половину прагматиком, а остальные - по преимуществу романтиками. Верю, что мы несем какую-то веру, что через все преодоления, через все трудности найдется путь к свету, к победе добра - это очень доверительный разговор с умным зрителем на равных.

Наталья Косякова
Портал "Весь Театр"