Российский академический
Молодежный театр
+7 (495) 692-00-69 (касса)
Театральная пл., д. 2
"Лада, или Радость"
Современная драматургия - редкий гость на сцене Молодежного театра. Видимо, нечасто совпадает "группа крови" новой драмы и РАМТа - не тот язык, не тот спектр вопросов, а главное, не то идейное содержание, как бы пафосно ни звучало последнее словосочетание. Тем не менее, никто в театре и не думает исключать из разговора со своим зрителем день сегодняшний - вот только материал для подобной беседы здесь часто черпают из прозаических источников. Как, например, в одной из последних премьер этого сезона - спектакле "Лада, или Радость".
Эта постановка Марины БРУСНИКИНОЙ, для которой перевод прозы на сценический язык стал чуть ли не визитной карточкой, основана на повести поэта Тимура Кибирова - первом его прозаическом опыте, надо сказать. Повести о собаке. Или о жителях российской глубинки. А вернее всего - об одной абсолютно счастливой деревне. И ключевым здесь будет слово "счастливой".
Если пролистать сегодняшние афиши наших театров, а потом для верности еще и пересмотреть все анонсируемые ими постановки, то можно будет с легкостью убедиться, что счастье в этих спектаклях является крайне редким компонентом. А беспримесная радость - еще более редкой зрительской эмоцией. Можно долго размышлять над тем, почему так сложилось, но от этого факта никуда не уйти - в современном театре есть все что угодно: "социалка", политика, кафедральный пафос, многозначительность, порой даже смех, а радости нет. И вот создатели спектакля "Лада…" прикладывают все усилия, чтобы эту нехватку радости восполнить.
Одой к радости можно было бы назвать эту театральную историю, сценическое пространство которой разомкнуто в бесконечность. Художник Николай СИМОНОВ разместил жителей одной отдельно взятой деревеньки на деревянном волнообразном помосте прямо среди зрителей. А зрителей посадил на сцене так, что помост этот врезается в пустоту зрительного зала, словно вырываясь за свои пределы. И вот эта вот устремленность во вне и ввысь - стала определяющей не только для сценографии, но и для актеров, поставленных режиссером в довольно непростые условия. Все, что они делают, - это "провоцируют" радость, довольно патетически и витиевато выраженную в повести Тимуром Кибировым. И главной задачей для них становится не скатиться самим в патетику и мелодраму, но удержаться, как на натянутом канате, в приподнятом состоянии духа и подтянуть к себе всю публику.
Задача, сродни цирковой эквилибристике, но этот сложный трюк артистам удается проделать с такой видимой легкостью, что страшно представить, сколько труда и выдумки было вложено в каждую из сыгранных ими ролей. Татьяна МАТЮХОВА, Алексей БЛОХИН, Тарас ЕПИФАНЦЕВ, Наталья ЧЕРНЯВСКАЯ, Александра АРОНС, Виктор ПАНЧЕНКО и Владислав ПОГИБА сумели стать в этом спектакле слаженным и отстроенным джазовым оркестром, где каждый музыкант - виртуоз-импровизатор, который сознательно "дал обет" не отказаться от своей уникальной личности, но посвятить ее некоей единой цели. Они жонглируют, предложенными им ролями, то лишь контурно обозначая свой персонаж, то погружаясь в него до полного слияния; то наблюдая за происходящим со стороны, то с головой окунаясь в предлагаемые обстоятельства.
И первая среди всех - Нелли УВАРОВА. Именно она играет ту самую Ладу, что дала имя спектаклю. Собачку Ладу, испытавшую в начале своей жизни захлебывающуюся от восторга любовь, а затем - необъяснимое предательство. Ладу отчаявшуюся и Ладу взрослеющую, на наших глазах пытающуюся снова обрести "чувство жизни". У Нелли Уваровой - звезды телеэкрана, примы театра - в актерском списке множество ролей, среди которых и лучшие роли мирового репертуара, но, как ни странно это прозвучит, именно роль дворняги Лады кажется ее высшим свершением. Лады, дающей актрисе возможность такого диапазона эмоций и состояний, что вряд успевать их сыграть и прожить. Уварова успевает. Успевает и большее - избежать зримой опасности скатиться в схематизм или умильную "тюзятину", свойственные большинству театральных постановок "про животных". Она играет свою Ладу так, словно общается с близкой подругой - то дурачась, то обретая серьезность, но ни на мгновение не позволяя "подруге" отдалиться, стать чем-то отдельным от нее самой. Она играет со своей Ладой так, как играла с Ладой в их счастливые дни подобравшая ее девочка - самозабвенно и взахлеб.
Собственно, повторюсь, так всерьез и взаправду ведут свою игру в этой постановке все актеры. Ведь Марина Брусникина решает свой спектакль как раз-таки через игру - игру с текстом, игру с предметом, а главное - игру с предлагаемыми обстоятельствами.
Предлагаемые обстоятельства здесь, как уже говорилось - деревня в российской глубинке. Самая обычная - где активная жизнь протекает летом, когда на свежий воздух сюда выбираются из задымленных мегаполисов горожане, а зимой пытаются свести концы с концами совсем не многочисленные коренные жители. Картинка безрадостная, но более чем стандартная. И вот эту-то деревенскую жизнь и предстояло вынести на сцену. Ничего себе темка для современного театра?
"Деревенская тема" для нынешнего театрального зрителя додинскими "Братьями и сестрами" начинается, да ими же, пожалуй, и заканчивается. Да и то деревня там, как и в фоменковской "Одной абсолютно счастливой деревне", от нас уже далекая - послевоенная. Сегодняшняя сельская жизнь, навскидку, возникала лишь в премьере "Современника" двухлетней давности - "ГенАциде", но была это, скорее, шаржированная антиутопическая зарисовка. В "Ладе…" же показанную деревню тоже сложно назвать натуралистичной, но и на раскрашенный лубок она не тянет. Тут другое - реальность, окрашенная в поэтические, а затем и в театральные тона.
Одинокая старуха, коротающая дни со своенравным котом, ее давно умерший муж, местный алкоголик-матерщинник, продавщица сельпо да таджик, напугавший своим появлением всю деревню, а затем ставший ее полноправной частью, - вот, собственно, и все наличное население. И волки, осаждающие деревеньку холодными заснеженными ночами. Безысходность.
Безысходность, оборачивающаяся на сцене РАМТа нескончаемым праздником - не бессмысленным, но осознанным. Это праздник и счастье по поводу каждого прожитого дня. Как говорилось в одном известном детском стихотворении? "О чем поют воробушки / В последний день зимы? / - Мы выжили! / Мы дожили! / Мы живы, живы мы!"
Именно об этом поет дворняга Лада, общими усилиями всей деревни вырванная у зимы и у смерти. Поет она, а с ней и все остальные. Поют, как церковный хорал, шиллеровско-бетховенскую "Оду к радости". Поют, и радость наполняет, окутывает весь зрительный зал, заставляя каждого из сидящих в нем забыть все суетное мелочное и оставить место лишь одному чувству - чувству жизни.
Спектакль Марины Брусникиной не отвечает, кажется, ни одному из требований, предъявляемым к современному театру - он не призывает к политическому протесту, не заостряет внимания (с фактами в руках) на социальных бедах, не прикидывается недостижимо интеллектуальным. Он вполне себе традиционен в своей сосредоточенности на давно выброшенном за ненадобностью и обвиненном в излишней пафосности понятии - жизни человеческого духа. И в этой своей старомодности он оказывается куда более новаторским и куда более авангардным, чем ставшие мейнстримом многочисленные "скандальные" постановки. И оказывается, что зритель изголодался по такому искусству. Изголодался по жизни. Изголодался по радости, воспетой в спектакле. Написанная Шиллером в конце XIX века и тогда же положенная на музыку Бетховеном "Ода к радости" стала своеобразным провозвестником европейского романтизма. Кто знает, может быть, и спектакль "Лада, или Радость" предвещает приход в театр нового романтизма взамен уставшему постмодерну и стремительно размывающемуся "постдраматизму"?
Анастасия Иванова
"Современная драматургия"
Эта постановка Марины БРУСНИКИНОЙ, для которой перевод прозы на сценический язык стал чуть ли не визитной карточкой, основана на повести поэта Тимура Кибирова - первом его прозаическом опыте, надо сказать. Повести о собаке. Или о жителях российской глубинки. А вернее всего - об одной абсолютно счастливой деревне. И ключевым здесь будет слово "счастливой".
Если пролистать сегодняшние афиши наших театров, а потом для верности еще и пересмотреть все анонсируемые ими постановки, то можно будет с легкостью убедиться, что счастье в этих спектаклях является крайне редким компонентом. А беспримесная радость - еще более редкой зрительской эмоцией. Можно долго размышлять над тем, почему так сложилось, но от этого факта никуда не уйти - в современном театре есть все что угодно: "социалка", политика, кафедральный пафос, многозначительность, порой даже смех, а радости нет. И вот создатели спектакля "Лада…" прикладывают все усилия, чтобы эту нехватку радости восполнить.
Одой к радости можно было бы назвать эту театральную историю, сценическое пространство которой разомкнуто в бесконечность. Художник Николай СИМОНОВ разместил жителей одной отдельно взятой деревеньки на деревянном волнообразном помосте прямо среди зрителей. А зрителей посадил на сцене так, что помост этот врезается в пустоту зрительного зала, словно вырываясь за свои пределы. И вот эта вот устремленность во вне и ввысь - стала определяющей не только для сценографии, но и для актеров, поставленных режиссером в довольно непростые условия. Все, что они делают, - это "провоцируют" радость, довольно патетически и витиевато выраженную в повести Тимуром Кибировым. И главной задачей для них становится не скатиться самим в патетику и мелодраму, но удержаться, как на натянутом канате, в приподнятом состоянии духа и подтянуть к себе всю публику.
Задача, сродни цирковой эквилибристике, но этот сложный трюк артистам удается проделать с такой видимой легкостью, что страшно представить, сколько труда и выдумки было вложено в каждую из сыгранных ими ролей. Татьяна МАТЮХОВА, Алексей БЛОХИН, Тарас ЕПИФАНЦЕВ, Наталья ЧЕРНЯВСКАЯ, Александра АРОНС, Виктор ПАНЧЕНКО и Владислав ПОГИБА сумели стать в этом спектакле слаженным и отстроенным джазовым оркестром, где каждый музыкант - виртуоз-импровизатор, который сознательно "дал обет" не отказаться от своей уникальной личности, но посвятить ее некоей единой цели. Они жонглируют, предложенными им ролями, то лишь контурно обозначая свой персонаж, то погружаясь в него до полного слияния; то наблюдая за происходящим со стороны, то с головой окунаясь в предлагаемые обстоятельства.
И первая среди всех - Нелли УВАРОВА. Именно она играет ту самую Ладу, что дала имя спектаклю. Собачку Ладу, испытавшую в начале своей жизни захлебывающуюся от восторга любовь, а затем - необъяснимое предательство. Ладу отчаявшуюся и Ладу взрослеющую, на наших глазах пытающуюся снова обрести "чувство жизни". У Нелли Уваровой - звезды телеэкрана, примы театра - в актерском списке множество ролей, среди которых и лучшие роли мирового репертуара, но, как ни странно это прозвучит, именно роль дворняги Лады кажется ее высшим свершением. Лады, дающей актрисе возможность такого диапазона эмоций и состояний, что вряд успевать их сыграть и прожить. Уварова успевает. Успевает и большее - избежать зримой опасности скатиться в схематизм или умильную "тюзятину", свойственные большинству театральных постановок "про животных". Она играет свою Ладу так, словно общается с близкой подругой - то дурачась, то обретая серьезность, но ни на мгновение не позволяя "подруге" отдалиться, стать чем-то отдельным от нее самой. Она играет со своей Ладой так, как играла с Ладой в их счастливые дни подобравшая ее девочка - самозабвенно и взахлеб.
Собственно, повторюсь, так всерьез и взаправду ведут свою игру в этой постановке все актеры. Ведь Марина Брусникина решает свой спектакль как раз-таки через игру - игру с текстом, игру с предметом, а главное - игру с предлагаемыми обстоятельствами.
Предлагаемые обстоятельства здесь, как уже говорилось - деревня в российской глубинке. Самая обычная - где активная жизнь протекает летом, когда на свежий воздух сюда выбираются из задымленных мегаполисов горожане, а зимой пытаются свести концы с концами совсем не многочисленные коренные жители. Картинка безрадостная, но более чем стандартная. И вот эту-то деревенскую жизнь и предстояло вынести на сцену. Ничего себе темка для современного театра?
"Деревенская тема" для нынешнего театрального зрителя додинскими "Братьями и сестрами" начинается, да ими же, пожалуй, и заканчивается. Да и то деревня там, как и в фоменковской "Одной абсолютно счастливой деревне", от нас уже далекая - послевоенная. Сегодняшняя сельская жизнь, навскидку, возникала лишь в премьере "Современника" двухлетней давности - "ГенАциде", но была это, скорее, шаржированная антиутопическая зарисовка. В "Ладе…" же показанную деревню тоже сложно назвать натуралистичной, но и на раскрашенный лубок она не тянет. Тут другое - реальность, окрашенная в поэтические, а затем и в театральные тона.
Одинокая старуха, коротающая дни со своенравным котом, ее давно умерший муж, местный алкоголик-матерщинник, продавщица сельпо да таджик, напугавший своим появлением всю деревню, а затем ставший ее полноправной частью, - вот, собственно, и все наличное население. И волки, осаждающие деревеньку холодными заснеженными ночами. Безысходность.
Безысходность, оборачивающаяся на сцене РАМТа нескончаемым праздником - не бессмысленным, но осознанным. Это праздник и счастье по поводу каждого прожитого дня. Как говорилось в одном известном детском стихотворении? "О чем поют воробушки / В последний день зимы? / - Мы выжили! / Мы дожили! / Мы живы, живы мы!"
Именно об этом поет дворняга Лада, общими усилиями всей деревни вырванная у зимы и у смерти. Поет она, а с ней и все остальные. Поют, как церковный хорал, шиллеровско-бетховенскую "Оду к радости". Поют, и радость наполняет, окутывает весь зрительный зал, заставляя каждого из сидящих в нем забыть все суетное мелочное и оставить место лишь одному чувству - чувству жизни.
Спектакль Марины Брусникиной не отвечает, кажется, ни одному из требований, предъявляемым к современному театру - он не призывает к политическому протесту, не заостряет внимания (с фактами в руках) на социальных бедах, не прикидывается недостижимо интеллектуальным. Он вполне себе традиционен в своей сосредоточенности на давно выброшенном за ненадобностью и обвиненном в излишней пафосности понятии - жизни человеческого духа. И в этой своей старомодности он оказывается куда более новаторским и куда более авангардным, чем ставшие мейнстримом многочисленные "скандальные" постановки. И оказывается, что зритель изголодался по такому искусству. Изголодался по жизни. Изголодался по радости, воспетой в спектакле. Написанная Шиллером в конце XIX века и тогда же положенная на музыку Бетховеном "Ода к радости" стала своеобразным провозвестником европейского романтизма. Кто знает, может быть, и спектакль "Лада, или Радость" предвещает приход в театр нового романтизма взамен уставшему постмодерну и стремительно размывающемуся "постдраматизму"?
Анастасия Иванова
"Современная драматургия"